— Но как?
— Мы поедем в Коппенбург, он, едучи с заводов, никак не минует его.
— Верно, дочка.
— Я тоже хочу с вами, — заявила стоявшая в дверях Доротея — десятилетняя принцесса.
— А ты как тут оказалась?
— А я через дверь услышала, что вы про какого-то дикаря говорили. Я тоже его увидеть хочу.
— Милочка, это не дикарь. Это царь русский, — сказала Софья.
В дверях появился принц Георг, взглянув несколько свысока на сестрёнку, молвил твёрдо:
— Если уж берёте Доротею, то я тем более дома не останусь.
И уж назавтра кавалькада чуть ли не из двадцати карет выехала из Берлина. Курфюрстины, мать и дочь, взяли с собой и слуг, и поваров, и парикмахеров, и камергера. И захватили с собой даже итальянских певцов с музыкантами, гастролировавших в эти дни в Берлине. Им очень хотелось чем-то удивить царя, они слышали, что в Московии медведи по улицам ходят, а родители нередко поедают своих детей, цари рубят своим подданным головы и пьют вёдрами водку. Разве не дикари? Именно поэтому по совету Фридриха принцессы везли целый воз с вином как в бутылках, так и бочонках. Запаслись и провизией не на один день, и посудой серебряной фамильной. Ну и, конечно, гору нарядов везли в отдельной карете.
В Коппенбурге, маленькой деревушке, конечно, не было строений, достойных столь высоких дам, однако на окраине стоял старый большой дом, к которому и подъехала вся кавалькада. Тут же курфюрстина Софья приказала камергеру:
— Вилли, ступай в деревню и узнай, не проезжал ли царь.
Камергер ушёл. Хозяев дома, двух стариков, напуганных неожиданным появлением высоких гостей, немедленно отправили к соседям. Повара развели на кухне огонь, перетащили туда всю провизию и посуду и принялись готовить обед для всей оравы.
Софья и Шарлотта чуть ли не час просидели в карете, дожидаясь, пока комнаты этой развалюхи будут приведены в божеский вид — выметен мусор, перемыты полы, окна. За это время вернулся из деревни камергер.
— Ну? — спросила Софья.
— Нет, не проезжал, сказали.
— Это точно?
— Точно, ваше высочество. Они только от меня услыхали, что здесь будет проезжать царь.
— А не проедет ли он другой дорогой? — засомневалась Шарлотта.
— Да нет, с заводов в сторону Голландии тут дорога через Коппенбург только.
Наконец из дома явился дворецкий и пригласил курфюрстин в комнаты. Тут же началась выгрузка коробок с платьями, шляпками и прочими принадлежностями дамского туалета.
В комнатах-уборных развёрнуты были походные трельяжи, и парикмахеры приступили к своим обязанностям — сооружать причёски принцессам. Даже Доротее была сделана пышная причёска с огромным бантом наверху. И не только курфюрстины, но и все девушки их свиты затягивались в корсеты, взбивали под фижмами турнюры, румянились, щедро обливались духами.
Курфюрстина Ганноверская Софья, как старшая, приказала и дворецкому и камергеру сменить чулки и подать достойные торжества туфли с золочёными пряжками, с красными каблуками. Камергер было засомневался, что-де в деревне грязно и пока, мол, доберётся до царя, туфли запачкает. Софья осталась непреклонной:
— Грязь к красоте не пристанет. Переобуйтесь, Вилли.
К обеду все были готовы, столы накрыты, посуда расставлена, жаркое изготовлено, бутылки выстроены. Артисты, занявшие мезонин, настроились, опробовали инструменты, певицы пропели свои октавы, прочищая горловые связки. |