Все истомились этим ожиданием. Дети, Доротея и Георг, успели выспаться, а царя всё не было. Наконец, когда солнце уже клонилось к закату, в деревню въехало Великое посольство.

Пётр остановился в убогой крестьянской хатёнке и ещё не успел толком осмотреться, как на пороге появился камергер Вилли в блестящем от серебряных нитей жюстокоре, в белых чулках и, изящно поклонившись, молвил с достоинством:

   — Их высочества курфюрстины Ганноверская и Бранденбургская просят пожаловать ваше величество отужинать с ними.

   — Чего он там молотит? — спросил Пётр Шафирова, а узнав, отрезал жёстко: — Скажи, я не пойду.

   — Скажи курфюрстинам, что герр Питер отказывается. Он не придёт.

   — Но почему? — выпучил глаза камергер. — Ведь это ж курфюрстины.

   — Ну и что ж, что курфюрстины, — сказал Шафиров. — Мы тоже не ниже их, а може, и повыше. Ступай, братец, ступай. Сказано же тебе, мы не придём.

Грустный воротился камергер к своим госпожам.

   — Как так не придёт? — возмутилась Софья. — Когда приглашают дамы, разве можно отказывать? Это ещё что за чудище? Мы тащились в такую даль, ночь не спали, а он не придёт. Сейчас же отправляйся назад, Вилли, и без царя не являйся. Если не приведёшь, лишу места, пойдёшь на конюшню навоз чистить. Отправляйся, я ничего знать не хочу.

Вилли поплёлся назад, но на этот раз ему в поддержку был ещё выделен дворецкий. Однако ответ был тот же: нет: Обескураженный дворецкий уже повернулся к выходу, но камергер остался стоять, лепеча:

   — Мне нельзя без царя... меня прогонят... я умоляю... — На глазах Вилли явились даже крупные слёзы.

   — Чего он там? — спросил Пётр Шафирова.

   — Говорит, его прогонят со службы, если он без тебя воротится, герр Питер.

   — Вот бабы, — покачал головой Пётр, — это ж надо так над слугой изгаляться. Ладно, скажи ему, мол, приду, но только чтоб, кроме курфюрстин, никого там не было. С ними посижу, так и быть, часок. Надо ж выручать парня.

   — Он говорит, там ещё музыканты.

   — Никого, я сказал. Музыканты у нас и свои есть. Будут один-два застольных слуги, и довольно.

Камергер летел назад как на крыльях, уже не разбирая дороги, все чулки даже сзади забрызгал. Софья, узнав об условиях гостя, поворчав: «Дикарь есть дикарь», — приказала всем удалиться, а итальянских музыкантов и певицу загнала в мезонин, велев сидеть там тихо, как мышкам.

   — Ступай, Вилли, веди царя.

Пётр взял с собой Меншикова и позвал Лефорта.

   — Идём, Франц, ты знаешь, как с этими принцессами надо обращаться. Да и переводчиком будешь, где надо.

Когда вышли и двинулись по сумеречной улице, Пётр увидел впереди у дома кучу народа, спросил камергера:

   — Что это там за люди?

   — Это все придворные курфюрстины, она их выгнала из дому, а они хотят видеть вас.

   — Я что им, слон? — проворчал Пётр и свернул в переулок. — Зайдём с задов.

Камергер не смел перечить, хотя очень хотелось ему пройтись перед своей дворней с царём рядом. А пришлось пробираться через сад, мимо дровяного сарая и конюшни, окончательно ухлюстав туфли.