— Не тяни, Рая. Пойди скажи Марату: за Димом надо ехать. Только бы он дома был!

Марат уже говорил с заведующим:

— Дмитрий Григорьевич, вроде нехорошо у нас… Нет. Ничего страшного, не волнуйтесь. Все живы… У Златогурова шунт сел… Не нащупал… Наверное, лучше приехать, домулло… Рая рядом стоит. Она за вами выезжает.

С утра прикинули наши возможности и решили с сыном попытаться попасть в какой-нибудь музей. Неважно, о чем мы будем говорить — о небесных явлениях или об алхимии, — все равно польза. Конечно, воскресенье не самый удобный день для похода в более или менее людные места. Если никуда не попадем, просто погуляем или в кино посидим, где-нибудь пообедаем, а то в гости завалимся к кому из знакомых.

С утра он должен был доделать кое-какие задания, а я уселся проглядеть последний реферативный журнал, пришедший накануне. Валя отправилась по магазинам запастись продуктами на всю неделю. Нам никто не мешал, за Виталиком я не следил да и сам довольно лениво листал журнал, неспешно расширял кругозор.

Около двенадцати начали собираться. Я переоделся, сын вяло слонялся из угла в угол, от стены к стене, в общем, делал все, что полагалось делать мальчишке, когда он куда-нибудь собирается, да не больно охота. Вполне вероятно, что ему не в музей хотелось пойти, а потолкаться во дворе с приятелями. Но отказать папане, видно, было неудобно, и потому он бессовестно тянул время. Впрочем, может, я на него напраслину вешаю. Во всяком случае, я его не подгонял. Пусть сам созреет.

Ну и дотолкались мы с ним вдвоем.

— Да… Что такое? Что случилось? Да ты что? Нигде не нащупал? Нигде или только на шунте? Ладно. Уже одет… Хорошо. Буду у подъезда.

Ну вот тебе и музей, Виталик.

— Слушай, сынок! Сейчас машина придет — поедем со мной в больницу? Хочешь посмотреть, как у нас в операционной? Хочешь, а? — Я и сам испугался своего предложения, но отступать уже поздно: глаза у Виталика загорелись. Обмануть уже не могу.

Через две минуты мы стояли у подъезда и ждали Раису.

— Рая, возьмем наследника? Потянет машина?

Отчаяние рвалось из «Жигулей» через ветровое стекло.

Шутки прибережем для Льва — с Раей сейчас надо говорить серьезно. Привыкли мы любую неловкость, любую чувствительность ретушировать усмешкой, вот зачастую и получается не к месту и не ко времени. А стоит понять это, тут же начинаешь раздражаться, добро бы на себя, нет — на все вокруг. Я все же успел остановить себя, сломать бодряческий стандарт:

— Что, Раечка, плохо ему? Болит? Лежать может?

Знал, что нет болей, что лежать может, но дал ей возможность ответить. Может, хоть чуть ей станет спокойней. Хоть чуть-чуть, а все полегче. К тому же сзади сидел Виталик, и я боялся, что, если буду молчать, он почувствует мое замешательство, что-то неуверенное заметит в отце. Зачем ему об этом знать?

— Болей особых нет, Дмитрий Григорьевич. Лежит спокойно, ногу не опускает.

— Ну вот видите!

— Неужели ампутация, Дмитрий Григорьевич?..

Раю не проведешь. Надо постепенно приучать ее к мысли, что жизнь важнее. Всякий взрыв должен готовиться постепенно, чтобы можно было и фитиль поджечь и отступить.

— Что вы, Раечка! Там, наверное, тромб. Свежий тромб. Сделаем маленький разрезик, даже без наркоза, вытащим и опять зашьем. Конечно, если сосуды основным процессом забиты, тогда плохо. Тогда, значит, не будет в ноге кровообращения. Вот тогда только… Да и то пока сильных болей нет, гангрены нет… Повторная операция так скоро, разумеется, не сахар. Не дай бог, инфекция. А это уже может привести к кровотечению. Но опять же не сейчас… Дальше видно будет… — говорю с паузами, с лишними словами, вроде бы думаю, прикидываю… Так и протянул до самой больницы.