– Ты приготовил трапезу в виду врагов моих… Так благость и милость да сопровождает меня во все дни жизни моей (псалом 22:5‑6).
Тила Браун подошла к Лоулеру, взяла его за локти и повернула руки так, чтобы рассмотреть ожоги на ладонях.
– Ну, – тихонько сказала она, – пойдем вниз, и ты покажешь мне, какой мазью их нужно обработать.
В своей каюте, маленькой и уютной, среди порошков и снадобий Лоулер окончательно пришел в себя.
– Возьми вот этот пузырек, – указал он своей спутнице на ряд препаратов на полке.
– Этот? – уточнила Браун. В ее вопросе прозвучало явное подозрение. – Но это же не мазь.
– Знаю. Смешай несколько капель с водой и дай мне. А потом займемся мазью.
– Что это такое? Обезболивающее?
– Да, что‑то вроде этого.
Тила занялась приготовлением лекарства для него. Ей было около двадцати пяти лет. С золотистыми волосами, карими глазами, широкоплечая, с крупными чертами лица, с блестящей кожей оливкового цвета она выглядела привлекательной, физически сильной женщиной. Кроме того, по словам Делагарда, Тила считалась неплохим работником. Она прекрасно разбиралась во всех тонкостях корабельной оснастки. Лоулер мало общался с ней на Сорве, но двадцать лет назад умудрился переспать пару раз с ее матерью, Аней, когда ему самому исполнилось примерно столько же, сколько сейчас Тиле Браун (ее мамочка была аппетитной тридцатипятилетней бабенкой). Эта связь являлась самым идиотским поступком с его стороны. Вальбен сомневался, что дочери что‑либо известно об их отношениях. Мать Тилы уже умерла. Три года назад она ушла на тот свет, отравившись испорченными устрицами. В ту пору Лоулер закружился в вихре любовных увлечений – его очень любили женщины. Это случилось вскоре после того, как развалился брак Вальбена, короткий и с самого начала обременительный, но теперь все миновало, и ему становилось очень неловко от пристального взгляда Тилы Браун, которым она смотрела на него, словно доктор совмещал в себе все, что, ей казалось, нужно для мужчины. Но девушка ошибалась. А вот сказать об этом Лоулер не мог в силу или сверхгалантности, или полного безразличия.
Она протянула ему стакан, до краев наполненный розоватой жидкостью. За это время кисти рук Вальбена совершенно онемели. Пальцы сгибались с огромным трудом, словно превратились в деревянные палочки. Ей пришлось помогать Лоулеру удерживать стакан с питьем. Успокоительная смесь из трав сразу же оказала свое спасительное действие, сняв то страшное напряжение, возникшее как следствие шока, пережитого им во время чудовищного происшествия на палубе. Браун взяла опустевший стакан и поставила его на полку рядом с постелью доктора.
Здесь Лоулер хранил предметы, связывавшие его с Землей, – шесть маленьких обломков когда‑то существовавшего мира. Тила остановилась и внимательно посмотрела на них: монетка, бронзовая статуэтка, черепок, карта, пистолет, обломок камня. Она осторожно коснулась миниатюрного скульптурного изображения, словно боялась обжечься.
– Что это?
– Маленькая фигурка бога из местности, называвшейся Египтом… Это было еще на Земле…
– На Земле? Так, значит, это вещи…
– Да, оттуда. Семейные реликвии. Например, вот этой – четыре тысячи лет.
– Четыре тысячи лет! А этой? – Она бережно взяла монетку. – Что значат слова на этом маленьком кусочке белого металла?
– Мы верим Богу (In God We Trust) – так написано на той стороне, где изображено женское лицо. А на другой, там где птица, слова: «Соединенные Штаты Америки» – вверху и «четверть доллара» – внизу.
– А что значит «четверть доллара»? – спросила Браун. |