Лорд Маккон упорно не хотел признавать вину, хотя уже хрустел под ее тяжестью, как тот самый крекер.

— Но я ее выгнал.

— Вот именно. Разве это не был идиотский поступок?

— Возможно.

— Потому что?.. — профессор Лайалл скрестил руки на груди и жестом искусителя покачал на пальце ключ от камеры альфы.

— Потому что она никак не могла водить шашни с другим мужчиной. Моя Алексия не такая.

— И значит?..

— И значит, этот ребенок мой, — граф умолк. — Боже правый, вы можете такое вообразить — сделаться отцом в мои годы? — за этим последовала еще одна, гораздо более длинная пауза. — Она никогда мне этого не простит, правда?

Профессор Лайалл не стал его щадить:

— Я бы на ее месте не простил. Но я ведь никогда не был в ее положении.

— Надеюсь, что нет, иначе мне придется думать, что все это время я слишком многого о вас не знал.

— Сейчас не время для шуток, милорд.

Лорд Маккон окончательно протрезвел.

— Несносная женщина! Неужели она не могла хотя бы остаться и попробовать доказать мне, что я неправ? Непременно нужно было срываться и бежать?

— Вы помните, что вы ей сказали? Как ее назвали?

Широкое мужественное лицо лорда Маккона болезненно побледнело и осунулось: он мысленно перенесся в тот шотландский замок.

— Благодарю, я предпочел бы не вспоминать.

— Вы намерены вести себя прилично? — профессор Лайалл снова помахал ключом. — Не прикасаться больше к формальдегиду?

— Видимо, придется. Я ведь все равно все выпил.

Профессор Лайалл выпустил альфу из камеры, а затем несколько минут возился с его рубашкой и галстуком, устраняя последствия катастрофы, которую сотворил лорд Маккон, когда пытался одеться.

Граф мужественно вытерпел эту заботу, понимая, что за ней стоит молчаливое сочувствие. Затем он оттолкнул бету. В конце концов, лорд Маккон был все-таки волком действия.

— Итак, что я должен сделать, чтобы вернуть ее? Как уговорить вернуться домой?

— Вы забываете, что после такого обращения она может и не захотеть возвращаться.

— Тогда я заставлю ее простить меня! — в голосе лорда Маккона при всей его властности слышалась мучительная боль.

— Не думаю, что прощение можно получить таким способом, милорд.

— То есть?..

— Вы ведь помните, о чем мы говорили, когда вы только начинали ухаживать за этой леди, — о подхалимстве?

— Нет уж, этого с меня довольно.

— Напротив. После ее бегства из Лондона и всех тех клеветнических сплетен, которыми до сих пор пестрят все светские газеты… По моему мнению, в этих обстоятельствах никак не обойтись без публичного унижения.

— Что? Нет, я решительно отказываюсь!

— Думаю, у вас нет выбора, милорд. Лучше всего было бы написать письмо в «Морнинг пост» — своего рода опровержение. В нем вы должны разъяснить, что произошло ужасное недоразумение. Провозгласите этого ребенка чудом современности. Сделайте заявление, что в осуществлении этого проекта вам помогали такие-то и такие-то ученые. Скажем, почему бы не назвать того малого, Макдугала? Он ведь у нас в долгу после происшествия с автоматом? И к тому же он американец; он не станет возражать против такой славы.

— Вы все тщательно обдумали, не так ли, Рэндольф?

— Кто-то должен. Вам, очевидно, недосуг было думать с момента возвращения из Шотландии, а то и раньше.

— Довольно. Я все же выше вас по рангу.

Профессор Лайалл начал подозревать, что возможно — да, возможно, на этот раз он и впрямь немного перехватил.