Изменить размер шрифта - +
А дела было в том, что наш знатный земляк Роберт Иванович, редактор тонкого двухнедельного московского журнала, секретарь правления Союза писателей страны, как то случайно обо мне вспомнил (он еще редактором областной молодежной газеты меня публиковал) и истребовал к себе в журнал.

Человек он тогда был важный, влиятельный и с пониманием. И все равно человеческая доброта его поразила меня тогда в самое сердце. Помню как при первой встрече в нашем городке я ему свои стихи показала, а он их у меня давай просить. Я не даю! Так он, молодец какой, за мной вокруг стола побежал и из рук их выхватил. Многие у нас его не любят. Говорят – тянет с области много больше чем дает. Но мне то он – благодетель. Издал в журнале большую подборку моих стихов. Потом в конце года премию мне присудил и на вручение ее в Москву выписал. Вообще – чистое золото! Доброта его во всей этой истории поразила меня в самое сердце. Не часто, говорят, он ее проявлял. Но даже его стараниями – никак я из гадкого утенка ни во что большее не выросла.

Что то устала я от всей этой канцелярии. И вновь задумалась о своих детских Северах. Тундра, олени, морошка, гармошка… Настоящая жизнь, а не морок! Приложу ка я здесь все эти замечательные про Севера стихи. Это же исток моей захолустной, но трепетной жизни.

Приложение 1. Русский Север

 

Северные олени

Слепой аркан их в стаде отыскал

И захлестнул, и бросил на колени.

Безмолвная щемящая тоска

В печальном взоре северных оленей.

 

Я не встречала ничего другого

Грустнее говорящих этих глаз…

В недвижности смирившихся рогов

Дух непокорства вольного угас.

 

Они стоят у нарт запряжены,

В ремнях узорных, праздничных оковах,

И ждут, как тетива, напряжены,

Заветного пускающего слова.

 

– Вперед! – и сорван тягостный запрет.

Невольников смиренных больше нет!

 

Откинута по царски голова,

Копыта высекают искры снега,

И вихрь – земли касаются едва –

Летящего, ликующего бега!

 

Несутся вдаль – попробуй уследи! –

На край земли умчаться им нетрудно.

Лишь бурунами белыми следы

Клубятся в снежном океане тундры.

 

На них каюр хозяйски закричит,

Хореем стукнет – не почуют боли!

Пурга сбивает, а упряжка мчит,

И все вперед, вперед – навстречу воле…

 

Такие эти олени трепетные, нежные, с замшевыми рогами. А как их хозяева – ненцы любят, как своих детей! Если олешка потерялся он пол тундры пройдет, но его найдет. День и два будет искать. Потом назад к чуму приведет.

А мою злую бабку все хвалили. Сентиментально, мелодраматично, все как в жизни. Со мной как раз это и было в 12 лет – в поселке Несь на полуострове Канин Ненецкого округа.

Злая бабка

Память в сердце постучалась глухо,

Обожгла забытою бедой.

…Хлеб печет сердитая старуха

Из муки пайковой. С лебедой.

 

Я стою на кухне коммунальной.

Не мешаю, лишь гляжу, гляжу…

Взгляд завороженный и печальный.

Надо бы уйти… Не ухожу.

 

Знаю, что у всех пусты сусеки –

Где там угощать да привечать!

Покосится на меня соседка

И прикрикнет строго – на внучат.

 

А потом вдруг сунет мне в ладошку

(Не трави ты душу, провались!)

Теплую тяжелую лепешку:

«Нюрке только не проговорись!»

 

Нюркин муж убит под Сталинградом.

Два босых голодных малыша

Молча ждут своих лепешек рядом…

Злая бабка.

Быстрый переход