На нем был бумажный комбинезон беженца. Вообще-то он никогда прежде не надевал такие комбинезоны, но, разумеется, в большом количестве видел их. Бумажные комбинезоны являлись основным туземным нарядом отверженного населения этой планеты. Современный американский бумажный комбинезон беженца, несмотря на отсутствие всякой ценности и одноразовость, представлял собой высокотехнологичный продукт. Даже просто шевелясь внутри него, Алекс мог сказать, что дизайн комбинезона впитал в себя творческие способности и интеллект десятков федеральных экспертов по чрезвычайным ситуациям. Целые человеко-годы и не поддающиеся учету триллионы циклов автоматизированного проектирования и производства вложены в дизайн этого комбинезона, от микроскопического размера дышащих бумажных пор до продуманной эргономики плечевых швов-гармошек. Комбинезон был легким и проветриваемым, и, хотя он немного хлопал на ночном ветру, в нем было на удивление тепло. Он выполнял свою задачу гораздо лучше, чем можно было предположить исходя из того, что это всего лишь бумага.

Хотя, разумеется, он все равно оставался бумагой и все равно выполнял свою задачу недостаточно хорошо.

— Удачный выбор фасона, — сказал Алекс.

Его гортань была склизкой от масла, и голос звучал сипло и искаженно.

Хуанита наклонилась вперед, включила внутреннее освещение и вырубила свою музыку.

— Ага, проснулся наконец? Алекс кивнул.

Хуанита дотронулась до другой кнопки на панели. Из широкой щели над ветровым стеклом вырвалось полотнище материи и развернулось у них над головами. Материя зашуршала, захлопала, наконец, скрепилась герметичными швами и превратилась в крышу из надутой мембраны — выгоревший на солнце купол из жесткой рубчатой ткани, выглядевшей не менее сухой, коричневой и крепкой, чем панцирь пустынной черепахи.

Во внезапно наступившей внутри машины светлой безветренной тишине Хуанита повернулась к нему.

— Как ты себя чувствуешь?

— Бывало и хуже, — клейкой гортанью прошептал Алекс и слабо ухмыльнулся. — Да. Я чувствую себя вполне хорошо.

— Рада это слышать, Алекс. Потому что там, куда мы направляемся, пикников не будет.

Алекс сделал попытку прочистить горло. На его голосовые связки налипло горячее, как кровь, масло.

— Где мы?

— Восемьдесят третье шоссе, Западный Техас. Только что проехали Джанкшн и едем в сторону Сан-Анджело. Я везу тебя туда, где я живу.

Хуанита кинула на него пристальный взгляд, словно ожидая, что он развалится на кусочки прямо там, где сидит.

— То есть фактически я больше нигде не живу. Но я везу тебя к тем людям, у которых я остановилась.

— Очень мило было с твоей стороны попросить разрешения, Джейни.

Она не ответила.

Это было совсем другое молчание, какого он еще не слышал у своей сестры. Не раздраженное молчание. Не с трудом сдерживаемая ярость. Это было абсолютное, стальное безмолвие.

Алекс был в замешательстве. У него никогда не было хороших отношений с сестрой, но в прошлом он всегда был способен проникнуть в зону действия ее радара. Он всегда мог достать ее. Даже когда плохое изменилось к худшему, он всегда мог с успехом захватить в зубы кусочек ее существа и рвануть.

— Видишь ли, тебе не следовало этого делать, — сказал он.