|
К нему быстро подкатил один из роботов, про-тягивая ящик с инструментами, из которого сержант вынул большую отвертку и подтянул болт на искусственной ноге. Затем выдавил на шарнир несколько капель из масленки и опустил штанину. Выпрямившись, он увидел за оградой робомула, запряженного в плуг, и крепкого крестьянского парнишку, бредущего за мулом. - Пива! - гаркнул сержант. - И "Элегию космонавтов"! Робот-оркестр заиграл нежную мелодию старинной песни, и к тому времени, когда робомул закончил борозду, на ограде уже стояли две запотевшие глиняные кружки с пивом. - Славная мелодия, - сказал паренек. - Хочешь пивка? - предложил сержант, вытряхнув в кружку белый порошок из спря-танного в рукаве пакетика. - С удовольствием. Жарко сегодня, как в чер... как в пекле. - Ну скажи "в чертовом пекле", сынок, мне это слово знакомо. - Мама не велит браниться. Какие у вас большие зубы, мистер! Сержант клацнул зубами. - Такой взрослый парень обязательно должен ругнуться иногда. Был бы ты солдатом, мог бы поминать черта сколько угодно - даже "твою мать!" мог бы говорить, если б захотел. - Не думаю, что когда-нибудь мне захочется говорить такое. - Под густым загаром у парнишки проступил яркий румянец. - Спасибо за пиво, надо пахать. Мама не велит мне разговаривать с солдатами. - Твоя мать совершенно права. Большинство из них - законченные алкаши и матер-щинники. Слушай, сынок, а хочешь посмотреть снимок последней модели робомула, кото-рая может работать тысячу часов без смазки? - Сержант протянул руку, робот вложил в нее портативный проектор. - Ой, как интересно! - Парнишка прильнул к проектору и покраснел еще сильнее. - Это же не мул, мистер, это девчонка и даже без одежки... Сержант быстро нажал на кнопку в крышке аппарата. Что-то щелкнуло, и парнишка застыл как вкопанный. Ни один мускул не дрогнул у него на лице, пока сержант вынимал проектор из его парализованных ладоней. - Возьми перо, - сказал сержант. Пальцы мальчика послушно сомкнулись. - Теперь подпиши этот бланк внизу, где напечатано "подпись рекрута". Скрипнуло перо, и в тот же миг воздух прорезал чей-то пронзительный жалобный вопль. - Чарли! Что вы делаете с моим Чарли! - причитала древняя, совершенно седая старуха, ковыляя из-за холма. - Твой сын стал солдатом к вящей славе императора, - сказал сержант и махнул роботу-портному. - Нет, ради Бога, нет! - умоляла женщина, цепляясь за руку сержанта и орошая ее сле-зами. - Одного сына я уже потеряла, неужели этого недостаточно... - Сквозь слезы она по-смотрела на сержанта и вздрогнула: - Но вы... ты... ты же мой сын! Билл, ты вернулся до-мой! Я узнала тебя, мой мальчик, несмотря на эти зубы, и шрамы, и черную руку, и протез вместо ноги! Сердце матери не обманешь! Сержант хмуро взглянул на старуху. - Может, ты и права, - сказал он. - То-то мне этот Фигеринадон-2 показался знакомым. Робот-портной закончил работу: ярко засиял на солнце мундир из алой бумаги, блес-нула тонюсенькая пленка на сапогах. - Стано-о-вись! - гаркнул Билл, и рекрут перелез через стенку. - Билли, Билли! - рыдала старуха. - Это же твой младший брат, это Чарли! Ты не забе-решь своего младшего братишку в солдаты, ведь правда?! Билл подумал о матери, о маленьком братишке Чарли, о том месяце службы, который ему скостят за нового рекрута, и рявкнул: - Заберу! Гремела музыка, маршировали солдаты, рыдала мать, как рыдают матери во все вре-мена, а бравый маленький отряд все дальше уходил по дороге, пока не скрылся в закатном зареве за вершиной холма. |
