— Ты сказал, что нуждаешься в моей помощи? — спросила Крисания, возвращаясь к делу. — В чем я должна тебе помочь?

Внезапный страх охватил ее, и жрица импульсивно подалась вперед, схватив Рейстлина за руку.

— Как ты себя чувствуешь? Может быть, тебя беспокоит твоя рана?

Легкая гримаса боли исказила черты мага, затем выражение его лица снова стало мрачным и жестоким.

— Я в порядке, — коротко сообщил он.

— Слава Паладайну. — Крисания улыбнулась и позволила своей руке задержаться в ладони мага. Рейстлин сощурился.

— Богу не достанется ни одна из моих благодарностей, — отрезал он. При этом рука, сжимавшая пальцы Крисании, стиснула их с такой силой, что жрице стало больно.

Она снова содрогнулась. На мгновение ей показалось, что обжигающий жар тела Рейстлина изгоняет тепло из ее собственного тела, оставляя пустоту и холодную оболочку. Испугавшись, Крисания попробовала высвободить руку, но Рейстлин, выйдя из своей мрачной задумчивости, повернулся к ней.

— Прости, праведная дочь, — сказал он, опуская ее пальцы. — Боль была совершенно невыносимой. Я молился о смерти, но мне было в этом отказано.

— Ты знаешь, в чем была причина, — ответила Крисания с состраданием, вытеснившим все ее страхи. Ее рука на мгновение задержалась в воздухе, затем упала на покрывало рядом с дрожащими пальцами мага, не касаясь их.

— Да, я знаю и понимаю, — сказал Рейстлин. — И все же я не могу простить Паладайна. Впрочем, эти вопросы относятся только ко мне и твоему богу, — заметил он с укором.

Крисания прикусила губу.

— Я принимаю твой упрек, я его заслужила. — Она наклонила голову.

Некоторое время оба молчали.

— Ты сказал Карамону, что боги на нашей стороне. Значит, ты разговаривал с Паладайном… с моим богом? — спросила наконец Крисания. Голос ее звучал неуверенно.

— Разумеется. — Рейстлин криво улыбнулся. — Это тебя удивляет?

Крисания вздохнула. Голова ее поникла, а черные волосы рассыпались по плечам. Бледный, рассеянный свет луны заставил ее локоны мерцать в темноте, словно драгоценный голубой жемчуг и выбелил ее кожу, сделав похожей на тончайший папирус. Запах волос Крисании заполнил не только комнату, но и всю бесконечную ночь.

Жрица почувствовала легкое прикосновение к своим волосам. Подняв голову, она увидела, как горят страстью глаза Рейстлина, страстью, которая питалась из какого-то внутреннего источника и не имела никакого отношения к магии. У жрицы перехватило дыхание, но Рейстлин уже встал и отошел.

Крисания вздохнула.

— Значит, ты общаешься с обоими богами? — спросила она недоверчиво.

— С тремя, — откликнулся Рейстлин, поворачиваясь к ней. — Я говорил со всеми тремя богами.

— С тремя? — удивилась Крисания. — И с Гилеаном?

— Кто такой, по-твоему, Астинус, как не жрец и пророк Гилеана, Бога Книги?

— с легкой издевкой спросил Рейстлин. — Если, конечно, он не сам Гилеан, собственной божественной персоной, как говаривали некоторые. Впрочем, для тебя в этом не должно быть ничего удивительного…

— Я никогда не говорила с Владычицей Тьмы, — перебила Крисания.

— Вот как? — спросил Рейстлин и подарил жрице такой взгляд, что Крисания содрогнулась до глубины души. — Разве великая Такхизис не знает о твоем самом сокровенном желании? Разве не предлагала она тебе свою помощь.

Глядя в его глаза, чувствуя его близость и нарастающее желание, Крисания не смогла ничего ответить.