Изабелла была согласна с дочерью.

– Не правда ли, здесь очень хорошо? Когда я была такой же маленькой, как ты, мне впервые разрешили сесть на лошадь и проскакать по рощам и лугам. Мне показалось, что я скачу по райским кущам.

– Но вы же их покинули, миледи! – Замечание дочери было весьма разумно.

– Но разве не счастье, что мы обе вернулись сюда?

Джоанна с сомнением воспринимала материнскую восторженность. Бедное дитя настолько привыкло к тесному пространству замка Глостер, что путешествие по морю, а потом по французским равнинам действовало на девочку угнетающе. Сколько понадобится усилий, сколько солнца и добродушных улыбок, чтобы освободить Джоанну от кошмара серых, напоенных сыростью камней, от эха, производимого сменяющими караул тупыми латниками, закованными в стальные доспехи и до смешного неуклюжими?

– Сколько вы пробудете здесь со мной, миледи? – робко осведомилась дочь.

Изабелла не решилась прямо ей ответить. Ее будущее терялось в тумане.

– Не знаю, моя сладкая. Мы, женщины, не можем распоряжаться собой так, как это делают мужчины.

На протяжении длительного пути эти тревожные разговоры возникали вновь и вновь. Кортеж пересекал земли, подвластные отцу Элеонор, матери трижды проклятого покойного Джона, но никакого желания нанести вред вдове и внучке владетельный старец-родственник не проявил и не отправил наперерез их кортежу отряд своих разбойников, хотя он и был вполне способен на такой подлый, далекий от рыцарских правил поступок.

– Тебя ждет совсем другая жизнь, чем при дворе твоего отца, – без устали убеждала малышку мать во время долгого путешествия.

Девочка постепенно проникалась излучаемой матерью энергией.

– За столом, где мы будем ужинать, будут гореть настоящие свечи. И трубадуры возьмут в руки лютни и начнут воспевать прелести прекрасных дам и подвиги их поклонников. И все будет так изящно.

– А мужчина не покусится на девственность женщины, если она не обвенчана с ним по закону? Скажи, мама, так будет?

– Ты благословишь тот день, когда я решила привезти тебя сюда! – восклицала Изабелла.

Пейзажи, мелькающие за окном кареты, действительно были прекрасны. Солнце здесь было ласковее, чем в Англии, а крестьяне – приветливее. В замках, где они останавливались на ночлег, бродячие трубадуры проводили ловкими пальцами по натянутым струнам, извлекая из лютни волшебные мелодии, а затем слегка охрипшими от обуревающей их страсти голосами восхваляли красоту вдовствующей королевы Изабеллы.

В каждом стихе маленькая Джоанна угадывала образное описание своей матери и от этого приходила в восторг. Вдобавок ко всем почестям везде ждала их вкусная еда и вежливое обращение прислуги.

У малышки часто слипались глаза после сытного ужина, но ей так хотелось слушать и слушать песни, слагаемые в честь прекрасной Изабеллы.

Особенно ей запомнилось пребывание в замке Фонтерволт, где прием, как сказала ей мать, означал важнейший миг в их общей судьбе.

Бретонский епископ Роберт де Абруазель воздвиг его двести лет назад и четко определил границы двух монастырей – женского и мужского. Это здание стало впоследствии прибежищем для многих, в чьих жилах текла королевская кровь, для нежеланных принцев и таких же нежеланных принцесс, чьи отцы не захотели или не смогли дать за невестой достойное приданое.

С большой торжественностью Изабелла ввела крохотную дочь под величественный купол храма, в котором за колоннами был замурован прах ее наиболее прославленных предков. Здесь покоились останки дедушки Джоанны – Генриха Второго Плантагенета и бабушки Элеонор Аквитанской. Бешеные ссоры супругов будоражили весь христианский мир, что, однако, не помешало им произвести на свет множество впоследствии коронованных отпрысков, в том числе наивного крестоносца Ричарда Львиное Сердце и изверга Джона.