Кому будет нужен разбитый параличом, немощный старик? Кто будет оплакивать его, опуская в могилу? Нет! Он хотел оставить по себе память как о мужчине цветущем и разумном, как о рыцаре, ушедшем в мир иной во всеоружии, в сияющих, а не в ржавых доспехах.

Супруга его, Изабелла – тезка вдовствующей королевы, – заметила, что он погрузился в оцепенение, сидя за столом, и поспешила к нему.

– Тебе нехорошо, мой муж? – осторожно осведомилась она.

– Посиди рядом со мной, – попросил он.

Она подчинилась, испытывая неизъяснимую тревогу.

– Нам незачем обманывать друг друга. Скоро меня не станет.

– У тебя что-то болит?

– Боль приходит и уходит… Но в мою память возвращается все чаще прошлое, и мне тогда кажется, что мой король – не теперешний Генрих, а тот… его дед… своенравный, блестящий Генри Анжу, любящий войну не ради побед и кровопролития, а ради торжества стратегии, как в шахматной игре. Он частенько мне говорил: «Битва может быть выиграна одним остроумным словом или передвижением одной дюжины всадников, и незачем тогда класть мертвыми на поле боя тысячи мужчин. Ведь они пригодятся в другом деле…»

– С той поры нами правили еще два короля, – тихо напомнила ему жена.

– Да! Ричард… Он забыл, что у него есть собственная страна. Ему милее показалось отрубать головы сарацинам… и Джон… негодяй Джон…

– Забудь о нем… Он уже истлел в гробу.

– Да, слава Господу! Но он оставил нам в наследство сына, свое отродье… А я сделал этого мальчика королем.

Она отшатнулась в ужасе.

– Молчи! При маленьком Генри Англия живет в мире.

– Пока я жив…

– Губерт де Бург и ты сотворили это счастье для страны.

– Оно не вечно…

– Не каркай!

– А ты не летай вокруг меня, как черная ворона. – Маршал начал заговариваться. – Вороны кружатся… они чуют падаль… Много пищи им останется в Англии… Пошли гонца к нашему сыну Уильяму! Пусть поторопится… Если хочет застать меня живым…

Испуганная женщина устремилась в дом, в таинственную комнату, заставленную шкафчиками, где хранились лекарственные снадобья.

Уильям Маршал догадывался, куда она направилась, и знал, что это бесполезно. Он улыбнулся – ласковой, доброй стариковской улыбкой. Как много прожито ими совместно! Сколько она знает о нем! И знает, где спрятана белая длинная рубаха с вышитым на ней Святым Крестом, в которую надо облачить расставшееся с душой его мертвое тело.

Он сполз на землю, встал на колени и обратился к позлащенным заходящим солнцем безоблачным небесам с мольбою, чтобы его старший сын Уильям прибыл вовремя, взял бразды правления в свои руки и спас Англию.

Соответствующий документ им, как регентом королевства при юном Генрихе, был давно написан и лежал на его рабочем столе, прикрытый от посторонних взглядов листом чистого пергамента.

Молодой Маршал, срочно прискакавший в замок, был потрясен зрелищем окаменевшей фигуры отца. Он привык видеть старика постоянно бодрым и деятельным, и таким он будет, ему казалось, вечно.

Отец был его кумиром и руководил, может быть, сам того не желая, всеми деяниями сына, хотя они часто не во всем соглашались и даже шли друг на друга войной.

Теперь тяжесть, которую нес на своих плечах старший Маршал, должен принять на себя его первенец.

Сухие стариковские руки слегка погладили плечо сына, а поблекшие глаза уставились молодому Уильяму в лицо.

– Вот так, сынок! Время, отпущенное мне, истекло. Дух еще здоров, но плоть отказала. Не смотри на меня с такой печалью.