— Ты есть шпион! Вохин ти здесь?

   — Будь вы прокляты!

Матрёна Степановна повернулась, чтобы уйти, но окрик остановил её. Вскинув автомат, ефрейтор медленно приближался. Тонкие губы его тряслись, глаза сверкали. Угрожающе глядело на неё чёрным отверстием дуло автомата. Внутри у женщины всё оборвалось.

Немец, приблизившись вплотную, с силой ткнул её автоматом в грудь. Она упала.

Из двери с любопытством выглядывали немцы. Громко переговариваясь, они следили за происходившим.

   — Ауфштеен! — процедил ефрейтор. — Вставайт! Шпи-он!

Матрёну Степановну вначале отвели в комендатуру, а оттуда в амбар. Раньше там хранили зерно, ныне амбар стал местом заточения. Гулко лязгнул засов, темнота поглотила её.

Из глубины амбара послышался хриплый голос:

   — Идите к нам в угол. Здесь солома теплей.

Матрёна Степановна стояла у двери, тщетно пытаясь увидеть людей. В углу послышался стон.

   — Кого... кого сбили? Зачем молчишь? — спросили оттуда.

   — Лежи, Ахмет. Женщину арестовали, — успокоил человек с простуженным голосом.

Матрёна Степановна знала, что накануне неподалёку от села был сбит советский самолёт, а лётчиков захватили в плен. По дороге с них стащили тёплые меховые куртки, унты. Лётчики шли по снегу босые, поддерживая раненого товарища.

Наконец её глаза различили в темноте фигуры людей. Не решаясь подойти, она продолжала стоять.

   — Проведи, Володя, — сказал простуженный. — Со света здесь, как в яме: ничего не увидишь.

К ней приблизился человек.

   — Пойдёмте. Не бойтесь, — участливо произнёс он.

Матрёна Степановна покорно опустилась на солому, упала лицом в неё и громко зарыдала. Она не слушала сдержанных голосов лётчиков, не чувствовала, как один из них подсел к ней и проговорил:

   — Не надо плакать. Не надо. Успокойтесь.

Потом она забылась. А когда проснулась, услышала голос дочери Нины, её плач и отрывистую речь немца. Дверь отворилась, и немец-часовой передал ей узелок. В нем оказалась краюха хлеба, картошка, бутылка с тёплой водой, щепоть соли в тряпочке.

К еде она не притронулась, всё отдала лётчикам. Мало-помалу разговорились, и она рассказала о своих горестях.

   — Какие подлецы! — возмущался лётчик. — Ах, подлецы! И детей не пожалели!

   — Все они такие, товарищ капитан: от Гитлера до ефрейтора, — заметил моложавый лётчик по имени Володя.

   — Попадись мне, я бы, как собаку, задушил, — хрипел Ахмет и скрежетал зубами. — Горло бы перегрыз...

От боли он стонал.

   — Что с тобой, милый? — Матрёна Степановна склонилась над раненым. — Где болит? Плечо? Давай посмотрим.

Она подвела Ахмета к щели, через которую узкой полоской пробивался свет. Осмотрела рану, обмыла её тёплой водой, оставшейся в бутылке. Отойдя в тёмный угол, сняла с себя рубаху и порвала её на длинные ленты.

   — Спасибо, мама, спасибо, мама, — повторял раненый. — Какой хороший ты человек. Век не забуду.

Потом он заснул, изредка постанывая во сне.

   — Расскажите, Матрёна Степановна, где находится ваш дом, из которого ефрейтор вас выселил, — попросил её капитан. — Мы над селом чуть ли не каждые сутки летали, знаем его вдоль и поперёк. Посреди села — церковь. А дом от церкви далеко?

Матрёна Степановна стала объяснять, как найти её дом.