От крови лёд был красный. На поверхности лежали погибшие, слышались стоны и крики о помощи.

В течение трёх суток нам пришлось преодолеть ледниковый участок протяжённостью около пяти километров.

Наши запасы продуктов кончились, а с доставкой их дело обстояло неладно. Приходилось есть запасы погибших. Помню, мне достался один сухарь в крови. Он был сладким, ел с трудом, преодолевая нежелание.

Противник находился в скалах, занимая выгодные позиции, по нас вели огонь и с фронта и с флангов.

Трудности мы испытывали не только днём, но и ночью. С наступлением темноты температура падала до минус 15 градусов. А на нас были гимнастёрки, пилотки, и не у всех шинели. Не верилось, что в Сухуми зной до 30 градусов.

В конце августа меня тяжело ранило в голову и грудь. Весь день лежал без помощи, в окружении врага. Единственная надежда была на ночь. Разведчики установили единственный путь выхода в том месте, где река Маруха выбивается из-подо льда. Там вода кипела в камнях, шумела, заглушая все другие звуки, и находившиеся неподалёку немецкие сторожевые посты не могли слышать наших шагов.

Таким образом, раненые, в том числе и партизанка-комсомолка, жительница Карачая, сумели выбраться и попасть под утро в полевой госпиталь». Так писал лейтенант Дмитрий Гладченко.

На Клухорском перевале

Непосредственно Клухорский перевал обороняли подразделения 815-го стрелкового полка. Он входил в состав 394-й дивизии, которая дислоцировалась в районе Сухуми. Дивизия лишь формировалась. Не хватало многого: оружия, боеприпасов, обмундирования, обуви. Солдаты в большинстве были необученными, с ними велась напряжённая учёба. Часто проводились тревоги, личный состав спешно выдвигался к берегу моря и занимал там позиции для обороны. Дивизия имела боевую задачу: прикрывать побережье от высадки вражеского десанта.

А в первых числах августа 1-й батальон полка направили в горы, для обороны Клухорского перевала. После трудного и долгого пути батальон вышел к цели.

Одна рота закрепилась непосредственно на перевальном участке, а две другие на его обратных скатах. Такой боевой порядок, приемлемый на равнинной местности, был совсем непригодным в горах, вследствие чего необходимой устойчивостью оборона перевала не обладала.

Вышедшие к перевалу передовые подразделения противника попытались с ходу им овладеть им. Им удалось приблизиться к охранению, однако попытка дальнейшего продвижения была отражена пулемётным огнём роты старшего лейтенанта Жукова и роты противотанковых ружей лейтенанта Крыжановского. Бой продолжался до вечера, попытки гитлеровцев прорваться к перевалу были безуспешными.

А затем пошёл мелкий промозглый дождь. Из низины потянуло холодом. Даже не верилось, что внизу, у побережья, люди изнемогают от зноя, а здесь настоящая осень, в недалёких озёрцах плавает лёд.

Время тянулось бесконечно долго. Порой выл пронизывающий ветер, откуда-то доносился плеск горного потока.

Ночь была без сна, и Сергей Беляев, укрывшись в камнях, с досадой думал, что до утра ещё долго и хорошо было бы, если бы к утру доставили еду, а заодно и дрова для обогрева. Здесь, среди снега и камней, не найти ни веточки.

Потом молодой солдат вспомнил о последнем письме матери. Она писала, что получила недобрую весть о старшем сыне Алексее, который погиб весной под Харьковом. А не писала о том раньше оттого, что отец хотел скрыть от неё извещение и не показывал...

Незаметно наступил серый рассвет. Над озёрцами, что голубели впереди, поднялось облачко. Медленно стало расти, затягивая пологий каменистый склон с клочками травы. По склону тянулась едва заметная тропа. У перевала она соединялась с дорогой, что шла справа по карнизу обрывистого склона. Объединившись с тропой, дорога скрывалась за гребнем перевала: там она круто уходила вниз, к землям Грузии.

   — Эй, Серёга! — услышал Беляев голос.