Наконец проводник достиг камней. Он скинул шапку, утёр со лба пот. Под ногами вихрился снег, свистел в скалах ветер.

   — Командир, — позвал Хамид лейтенанта Егорова. — Слушай, что делать надо...

Карачаевец наклонился и стал что-то объяснять, указывая на снежник.

   — К бою! — скомандовал лейтенант.

На снежник ступили Снегирёв и Картозия. Они шли по проложенной разведчиками дорожке, спотыкаясь и часто падая.

   — Быстрей! Быстрее! — торопили их.

Они были уже у камней, когда на противоположной стороне появились гитлеровцы.

   — Не стрелять! — приказал лейтенант.

В тот же миг тишину вспорол треск. Картозия упал. Ещё грянул выстрел — упал Снегирев.

   — Иван! Гиви! — крикнули им.

Они не шевелились.

Из камней вышли егеря.

   — Не стрелять! — вновь скомандовал лейтенант.

Оглядевшись, егеря один за другим ступили на снежник. Их было двадцать. Когда они достигли середины склона, Егоров выдернул кольцо из гранаты. Размахнувшись, он швырнул её. Она упала, не долетев до егерей.

   — По фашистским гадам, залпом пли! — раздалась команда.

Далеко прогремело гулкое эхо.

Стреляя по темневшим на снегу фигурам, разведчики не видели, как упал карниз. Глыба снега заскользила по склону, и вдруг снежный пласт под ней дрогнул и пополз...

Крик фашистов утонул в громе. Тысячи тонн снега, льда, камней обрушились на них. Снежный вихрь пронёсся мимо залёгших разведчиков и, скатившись в пропасть, прозвучал там пушечным залпом.

Лейтенант посмотрел на немца. Башлык у того развязался и сполз с лица. Ветер трепал простыню. Из носа текло. Он дрожал и тихо скулил.

К ночи, едва живые, разведчики дошли до своих позициий. На последних километрах гитлеровец обессилел, упал, и его все несли поочерёдно. Даже Хамид. В штабной землянке «языка» долго оттирали, грели, приводя в чувство. И не зря. После недолгого упорства он дал командованию важные сведения. А в это время разведчики спали мёртвым сном: своё дело они сделали.

В числе преследователей были и егеря 99-го горнострелкового полка, которые вместе с Гротом устанавливали флаги на Эльбрусе. Лавина навечно погребла их в необъятной толще снега и льда.

Дорога на Марухский перевал

Глубокой августовской ночью в штаб 394-й дивизии прибыл офицер из 46-й армии, войска которой оборонялись в горах.

Гулко прозвучали в помещении шаги.

   — Срочный пакет. Лично комдиву, — сказал приехавший полусонному дежурному.

   — Комдив болен, — ответил тот. — Сейчас позвоню.

Через четверть часа командир дивизии подполковник Кантария, однако, пришёл. Вскрыв пакет, он долго и внимательно читал, часто вытирая пот с болезненного лица. Прочитав документ, уставился на прибывшего офицера:

   — Выходит, дивизии нужно оборонять и людей, и горы?

Расположенная у моря, она прикрывала большой участок побережья: от Нового Афона до устья реки Кодори.

   — Теперь я должен снять два своих полка и направить их в горы? А чем оборонять побережье?

Громыхнув сейфом, командир дивизии достал из него карту, разложил на столе. На ней были изображены тёмно-бурые наплывы Кавказского хребта, подступавшие к самому морю. Яркой жёлтой линией обозначалась Военно-Сухумская дорога. Она тянулась вначале по долине горной реки Чхалта, потом крутым и частым серпантином уходила к Клухорскому перевалу.

Но направляемым в горы двум полкам — 808-му и 810-му — нужно было выйти к другому перевалу — Марухскому.