А мы ведь политики, и Франции с Россией еще предстоит решить немало общеевропейских задач... Если вы станете воевать с Австрией, Россия сохранит позицию, выгодную не для Австрии, а для Франции. Сразу положим это на весы! На другую чашу весов вы кладете свою поддержку России в делах восточных. Говоря очень много об итальянцах, не станем забывать о миллионах славян, попавших под двойной пресс угнетения — мусульманской Турции и не в меру благочестивой христианской Вены...
Лишь под утро Горчаков вернулся к себе, где его поджидал неутомимый друг — Жомини. Князь сразу переменил сорочку.
— Мокрая, — сказал. — Пришлось попотеть. Налейте мне стаканчик мозельского. Сейчас это не повредит. Жомини спросил о конечных результатах.
— Основа для союза с Францией сохранилась, но после рокового слова «Польша» проект договора не подписан...
— Чего же следует теперь ожидать?
— Войны, — ответил Горчаков и пошел спать.
***
По дороге на родину, задержавшись в Веймаре, царь все же согласился на встречу с австрийским императором. Словно в извинение себе, он сказал Горчакову:
— Я ничего не простил Австрии, и в этом смысле вы можете быть за меня спокойны. Кесарь будет выклянчивать у России прощения, но я Габсбургам не верю.., ну их!
Франц-Иосиф приехал за милостью, прося о ней глазами 11 изогнутой спиной, как собака просит мозговой кости. Горчаков хотел присутствовать при встрече, но царь сказал ему:
— Зачем это вам? Не доставит удовольствия.., Франц-Иосиф и сам понял, что главное препятствие в его планах не царь, а Горчаков, и, желая задобрить министра, он наградил его орденом св. Стефана. В таких случаях положено отдариваться, но Горчаков предупредил царя, чтобы тот не вздумал награждать русским орденом канцлера Буоля.
— Вы меня ставите в неловкое положение!
— Неловкое положение — обычное для политика... Издали наблюдая за монархами, гулявшими под ручку среди цветников, министр тогда же зрело решил, что Австрия будет непременно отмщена — независимо от того, о чем беседуют сейчас эти два европейских фараона... Покидая Веймар, князь сделал политический жест — орден св. Стефана он забыл на подоконнике ванной комнаты. Газеты сообщили Европе, что можно забыть часы или кошелек, но забыть высший орден Австрийской империи.., тут, простите, что-то не так!
НЕЩАДНОЕ КУРЕНИЕ В БУНДЕСТАГЕ
Тиргартен еще не был тем знаменитым парком, каким стал для берлинцев позже: по ночам тут воры раздевали прохожих, на рассветах дуэлировали оскорбленные, в полдень сходились с детьми няньки и кормилицы, чтобы завести роман с солдатами из ближайшей казармы. Однажды утром в Тиргартене громыхнул выстрел... Пастор склонился над убитым дуэлянтом:
— Боже, что мы скажем теперь королю?
Так погиб барон Гинкельдей, начальник тайной полиции: он погиб из-за женщины, хотя король накануне запретил ему дуэлировать. За гробом своего верного альгвазила шел сам Фридрих-Вильгельм IV, неся в руках черно-белое знамя, а процессию замыкал Штибер... По возвращении в замок король, громко плача, обнял адъютанта — барона Мюнхгаузена: «Мой бедный Гинкельдей уже пирует в Валгалле, кто может заменить мне его?» Пройдя в спальню, король «сел перед столиком, на котором стояли графины с водкой и кюммелем, напитком каменщиков.., начал пить быстро, большими глотками, приставив горлышко к губам. Два лакея стояли по сторонам почтительно и бесстрастно, давно привыкшие к такому зрелищу». В день похорон полицай-президента Фридрих-Вильгельм IV начал пороть чепуху. Врачи давали ему лекарство, которое он запивал графином водки. |