Ханна Митчелл выражала свое мнение об Уотервью лишь тяжкими вздохами. Ей не нравилось то, что в доме нет столовой. Кэти немедленно решила, что свободное помещение послужит кабинетом, поскольку они все равно ели на кухне. В кабинете висели полки с книгами, в окне открывался вид на обещанную воду. Там же стояли два стола, накрытые зеленым сукном, за которыми Кэти и Нил частенько работали вместе по вечерам, по очереди принося то кофе, то бутылочку хорошего вина. В этом была их сила - они умели работать в паре. Их друзья зачастую считали, что оба работают постоянно, за исключением редких моментов отдыха. Некоторые из них жаловались, что их вторые половины жертвуют всем ради работы. Но Кэти и Нил так не считали с того самого времени, как они познакомились в Греции и Нил перестал быть для нее «мальчиком, чья мамаша давала жару в Оклендсе». С тех пор как Кэти перестала быть примерной и послушной дочерью миссис Скарлет, они все чаще сталкивались с непониманием. Нил понял с самого начала, что Кэти хочет заниматься своим бизнесом. Кэти знала, что он хочет совершенно определенной адвокатской практики. Для Нила Митчелла было неприемлемо протирать штаны в офисе, за что так ратовал его отец, не было нужды притворяться, что работает, а самому играть в гольф в Стефенс-Грин. Они допоздна обсуждали шансы обвиняемого, то, как доказать, что он страдает дислексией и не понимает, что написано во всех этих формулярах, которые ему подсовывают. Или углублялись в бюджет «Скарлет-Физер», Нил брал калькулятор, подсчитывал, умножал и делил. Когда она нервничала, он успокаивал ее и уверял, что один из партнеров его отца, человек, для которого деньги были смыслом жизни, всегда поможет и посоветует.

Кэти вошла в дом номер семь и уселась на кухне - единственное место, где можно было беспрепятственно любоваться картинами на стенах. В кабинете места для картин не было из-за полок, книг, файлов и документов. Прихожая и лестница были слишком узки, чтобы на стены можно было что-то повесить, а в двух спальнях наверху все пространство занимали шкафы и комоды.

Кэти сидела за кухонным столом и разглядывала коллекцию картин. Все они были написаны их знакомыми. Греческий рассвет - стариком из таверны, где они обедали. Тюремная камера - женщиной, с которой благодаря Нилу было снято обвинение в убийстве. Изображение бухты Клю в Майо - американским туристом, с ним они познакомились, когда у него украли бумажник. Мирная сценка из жизни - пожилой леди из хосписа, устроившей выставку за три недели до смерти. У каждой картины была своя история, свой смысл, свое предназначение. Для Нила с Кэти не имело значения, были эти картины образцами подлинного искусства или никчемным мусором.

В тишине дома телефонный звонок прозвучал, как сигнал тревоги. Каким-то образом, по тону звонка, Кэти поняла, что разговор будет нелегким.

- Нил дома? - резко спросила свекровь.

- Думаю, он с Джонатаном. Утром его снова попытались выдворить из страны.

- Когда он вернется? - сухо спросила Ханна.

- Когда закончит, но он не знает когда.

- Я позвоню ему на мобильный.

- На встречах он его обычно выключает…

- Где он, Кэти? Он должен немедленно приехать сюда.

- Что-то случилось?

- Еще как случилось! - заверещала Ханна. - Потолок в кухне почти целиком обвалился! Они оставили краны незакрытыми, и воды набежало целое море! Я хочу, чтобы Нил немедленно убрал этих детей из моего дома! У нас ни минуты покоя нет… И кстати, Кэти, дети съели твои абсолютно несъедобные десерты, и теперь их тошнит! Мне надо поговорить с Нилом. Сейчас же. - Ее голос срывался.

- Я не могу связаться с ним даже ради вас, правда не могу. Но я знаю, что он скажет.

- Если ты собираешься меня утешать…

- Он скажет, что мы заберем их сюда. Вот что мы сделаем, - вздохнула Кэти.

- Ты можешь это сделать, Кэти? - В голосе Ханны послышалось явственное облегчение.