— Хорошо, сэр.
Вертолет поднялся и скользнул в сторону. В воздухе его скорость была несравнима со скоростью наземных машин. Он крутанулся вверх, кругом. А потом выплыл из-за машин, перелетел через них, чуть не скребя по их крышам, и плюхнулся на мостовую. Прокатился несколько ярдов. И остановился.
Большинство машин затормозило, заверещав покрышками. Но детали происходящего с ними так и остались для наблюдателей в вертолете неясными. Их внимание было приковано к двум автомобилям, вылетевшим с проезжей части. Бешено прыгая на ухабах, они объехали вокруг летающей машины. Вся операция была так тонко согласована, что машины были во дворе почти в то же мгновение, когда вернулись на мостовую.
Когда они остановились, распахнулись двери. Оттуда выскочили несколько мужчин и бросились в дом.
В течение этих мгновений двери вертолета открывались и выпускались трапы; по их многочисленным секциям хлынула волна мужчин.
Но у Орло было ощущение пустоты: они опоздали. У кого-то возникло запоздалое воспоминание: как начсет той коренастой маленькой седовласой женщины, которую публика считала женой Лильгина?… И потому, после переговоров между Мегара и Йоделлом, дожидавшимся в его личном кабинете, и Орло, находившимся в вертолете, большая машина изменила курс и пролетела восемьсот миль за тридцать одну минуту.
И теперь вот… Действительно, устало подумал он, прошло там мало времени; и так много этих ордеров было передано Лильгиновскими малолетними простофилями в униформе…Это могло превратиться в день минутного опоздания, как здесь, или, возможно, в других местах в прибытие тютелька в тютельку.
Печальным было то, что они плохо представляли себе, куда было послано большинство ордеров на смерть; или почему они вообще были посланы в это время.
Убийство бывшей миссис Лильгин — если она ею была — разумеется, имело объяснение. Один из ученых в шутку сказал, обращаясь к Орло:
— Сэр, правда ли то, что ты говоришь: что Лильгину теперь придется угомониться и вести себя как следует. Это означает, что ему придется жениться на одной из тех страстных красавиц и покончить навсегда с развратным, пьяным существованием, бывшим его настоящим образом жизни.
Потребовалось лишь мгновение, чтобы эта мысль проникла в умы и всплыло воспоминание.
— Эй, как насчет той страшненькой самочки?…
Последовала долгая пауза, затем:
— Слушайте, нам бы лучше найти ту даму. Если только до Лильгина дойдет, что ему следует угомониться, он также додумается, что его великая, простодушная публика ждет, что он угомонится с нею.
Очевидно, такая мысль пришла ему в голову. После этого были посланы убийцы. Было совершенно ясно, что ее отсутствие придется объяснять. Следовательно, ее убийство можно будет пришить кому угодно. Кому? И какому всеобщему заговору это будет приписано?
Орло показалось, что он впервые мельком ухватил смысл готовящегося Лильгиным контрудара.
И было уже слишком поздно его остановить.
Питер Ростен мягко сказал рядом с Орло:
— Посмотри на это, мой друг. Мы попали в переделку.
Он держал светящуюся, чуть изогнутую меаллическую пластинку размером где-то восемь на десять дюймов. То, что на ней светилось, было цветной картинкой. Она изображала внутренность помещения, очень живо и четко. На заднем плане весьма милой гостинной стояла полная, пожилая женщина. Перед ней стояли семеро мужчин, все с поднятыми ружьями.
Орло уставился на табло, почти окаменев. Его мысленно ошеломило благоговейное понимание того, что ученые явно настроились на внутренность дома за считанные мгновения до убийства.
Он ждал, затаив дыхание.
А потом — еще одно осознание.
На табло было точно то же самое.
Никто не двигался. Это было похоже на неподвижную картинку, на которой все заморожены. |