А во-вторых, сделав покупку, он сохранит доброе расположение этого симпатичнейшего парня. Возможно, даже подружится…

— Я сейчас не при деньгах… — глядя на собеседника жалкими глазами, начал он.

— Это не беда, — с мужественной улыбкой ответил тот. — Я готов подождать до послезавтра. В десять ноль-ноль у нас консультация по истории. Там и встретимся.

Я принесу трубку, а вы — деньги. Договорились?

— Договорились, — пролепетал Нил.

— Замечательно. — Взрослый молодой человек протянул руку. — Васютинский.

Виктор Васютинский. Будущий юрист.

— Нил Баренцев, будущий филолог, — доложил Нил и заметил, что в глазах собеседника промелькнул какой-то дополнительный интерес.

Рукопожатие Васютинского было крепким, мужским. После такого рукопожатия нарушить договоренность мог бы, наверное, только самый последний подлец…

Домой он возвращался пешком и все думал, как бы раздобыть денег по-быстрому. И, кажется, придумал. Попробовать, во всяком случае, можно…

Бабушки дома не было, и это вполне отвечало его планам. Не снимая ботинок, он быстро прошел в самую дальнюю комнату. У окна, в кресле, развернутом в глубь комнаты, неподвижно сидела укутанная пледом бабуленька и остановившимися тусклыми глазами смотрела на него.

— Привет, мумия, — бросил он, направляясь к книжному стеллажу.

У него и в мыслях не было обидеть старуху, она давно уже ни черта не слышит, и как ни назови, ей все едино.

Постояв немного у полок, он пробормотал: «Нет, так не пойдет!» — подошел к бабуленьке и развернул кресло к стене. Лучше пусть не видит.

В их семействе читателем был он один. Эта страсть, ослабшая было в год между отъездом отца на Украину и его собственным роковым путешествием, по возвращении вспыхнула с новой силой и уже не ослабевала. Ни моделизм, ни спорт ей более не мешали — Нил забросил их и скоро вновь стал толстым, бледным, апатичным и болезненным, каковым и оставался все школьные годы, кроме последнего, когда вдруг со страшной силой прорезались новые интересы — рок-музыка, танцы, курево, и немного — девочки, карты, вино… Но читать он любил по-прежнему. Он единолично пользовался неплохой домашней библиотекой, собранной за многие десятилетия и постоянно пополняемой за счет подписных изданий и разных книжных дефицитов, с доставанием которых у матери — не последнего человека в отечественной культуре — проблем не возникало.

Бабушку изредка можно было видеть с одним и тем же толстым томом зануднейших музыкально-театральных мемуаров. Про бабуленьку нечего было и говорить.

Однако именно в комнате у старушек хранилась самая загадочная часть семейной библиотеки — несколько десятков древних, никогда не раскрываемых книжек, по большей части на немецком языке. Немецкие книги были почти все напечатаны готическим шрифтом, так что названия и содержание их было Нилу неведомо, за исключением одной, самой толстой и богато иллюстрированной в цвете.

История военного костюма германских княжеств семнадцатого-девятнадцатого веков.

Когда он был маленький, он даже не знал, что в их доме есть такая интересная книга, обнаружил ее только классе в седьмом, снимал иногда, рассматривал, показывал приятелям. Потом надоело, и этот фолиант вернулся сюда, в компанию земляков. Некоторые книги были на русском, с ятями, ерами, фетами, и-десятеричными, толстые и патологически скучные. Их-то Нил и перебирал задумчиво, вдыхая многолетнюю пыль.