Там свернул налево и, проехав еще около двух миль к северным воротам, снова свернул налево, к имению. Конюшня находилась в трех четвертях мили от ворот, туда вела грунтовая дорога. Тут легче проехать верхом, этим путем пользовались всадники, направляясь в поля и к тропинкам, огибающим с севера и запада лес, в центре родового поместья Фонтини-Кристи. Лес позади главной усадьбы, который делился надвое ручьем, струящимся с северных гор.
В ярком свете фар он увидел знакомую фигуру Гвидо Барцини, старик махал рукой, прося остановиться. Этот Барцини тот еще фрукт. Старожил Кампо-ди-Фьори, всю жизнь проработал на конюшне.
— Быстрее, синьор Витторио! — сказал Барцини, наклонившись к открытому окну. — Оставьте машину здесь. Уже нет времени.
— Нет времени? Для чего?
— Хозяин разговаривал со мной минут пять назад. Он сказал, чтобы вы, как только появитесь, позвонили ему из конюшни, прежде чем направиться в дом.
Витторио посмотрел на часы в приборном щитке. Они показывали двадцать восемь минут одиннадцатого.
— Торопитесь, синьор! Фашисты!
— Какие фашисты?
— Хозяин. Он вам все расскажет.
Фонтини-Кристи вышел из машины и пошел за Барцини по мощенной камешками тропинке, ведущей к входу в конюшню. Они зашли в мастерскую, где аккуратно развешанные сбруи, подпруги, вожжи обрамляли бесчисленные грамоты и почетные ленты — свидетельства превосходства герба Фонтини-Кристи. На стене висел телефон, связанный с господским домом.
— Что происходит, отец? Ты не знаешь, кто мне звонил в Белладжо?
— Молчи! — закричал Савароне. — Они будут здесь с минуты на минуту. Немецкие каратели.
— Немецкие?
— Да. В Риме надеются застать здесь тайную встречу партизан. Не застанут, конечно. Нарушат тихий семейный ужин. Запомни! У тебя на сегодня был запланирован семейный ужин. Ты просто задержался в Милане.
— Но какие дела у немцев с Римом?
— Позже объясню. Только запомни...
И вдруг Витторио услышал в трубке отдаленный визг шин и урчание мощных моторов. От восточных ворот к дому мчалась колонна автомобилей.
— Отец! — закричал Витторио. — Это имеет какое-нибудь отношение к твоей поездке в Цюрих?
На том конце провода молчали. Наконец Савароне заговорил:
— Возможно. Оставайся там!
— Что случилось? Что произошло в Цюрихе?
— Не в Цюрихе. В Шамполюке.
— Где?
— Потом! Мне надо вернуться к остальным. Оставайся там! Не показывайся им на глаза. Мы поговорим, когда они уберутся.
Раздался щелчок. Витторио обернулся к Барцини. Старый конюх копался в ящиках древнего комода, набитого уздечками и вожжами. Наконец он нашел то, что искал:
пистолет и бинокль. Он вытащил их из ящика и передал Витторио.
— Пойдемте! — сказал он гневно. — Посмотрим. Сейчас хозяин задаст им жару.
Они поспешили к дому, стоящему посреди сада. Когда грунтовое покрытие сменилось мощеным, они резко взяли влево и забрались на крутую насыпь, возвышающуюся над кольцом подъездной дороги. Они остались в темноте, внизу все было залито ярким светом прожекторов.
От восточных ворот мчались три автомобиля — большие мощные черные машины. Свет их фар, прорезавший ночной мрак, поглотило ослепительное сияние прожекторов. Машины подъехали к дому, резко затормозили и остановились на одинаковом расстоянии друг от друга перед мраморными ступеньками, ведущими к дубовым входным дверям.
Из машин выскочили люди. Все они были одеты в одинаковые черные плащи и вооружены.
Вооружены!
Витторио не отрываясь смотрел, как эти люди — семь, восемь, девять человек — взбежали по ступенькам к дверям. |