Изменить размер шрифта - +

– Я уверен, что мы очень скоро снова встретимся, – вежливо ответил Дин. – Так или иначе.

И, проходя мимо, подмигнул Фриде.

 

 

Теперь привычный ход вещей нарушился. Где-то там был Мэтью. Или тело Мэтью. Возможно – вероятно! – его убили в течение часа после похищения. Именно это утверждает статистика. Но что, если он все-таки остался в живых? Фрида заставляла себя думать об этом, словно принуждала себя смотреть на солнце, как бы сильно ни болели глаза. Каково пришлось тому, другому детективу – Тэннеру? Дошел ли он до такого состояния, что начал надеяться обнаружить мертвое тело? Просто потому, что тогда он будет знать наверняка…

Загудел домофон, и Фрида впустила Алана в подъезд.

Она открыла дверь, он спокойно вошел и сел в кресло для пациентов. Фрида расположилась напротив.

– Прошу прощения, – сказал он. – Поезд стоял в туннеле минут двадцать. Я ничего не мог поделать.

Алан поерзал, потер глаза и провел рукой по волосам. Он сидел и молчал. Фрида привыкла к этому. Более того, она чувствовала, что очень важно не нарушать молчания, не заполнять его собственной болтовней, как бы оно ни раздражало. Молчание само по себе может выступать как вид коммуникации. Случалось, пациент сидел перед ней десять, а то и двадцать минут, прежде чем решался заговорить. Она помнила вопрос из времен, когда еще училась в университете: если пациент заснул, нужно ли будить его? Нет, настаивал ее руководитель. Уснуть уже само по себе означает сделать определенное заявление. Впрочем, до конца этот постулат она так и не смогла принять. Если молчание и представляет собой вид коммуникации, то весьма дорогостоящий и непродуктивный. Она подозревала, что легкий толчок локтем нельзя рассматривать как нарушение отношений между врачом и пациентом. Когда молчание затянулось, она решила, что в данном случае, возможно, легкий толчок локтем – то, что нужно.

– Порой, когда человек не хочет говорить, – начала она, – это означает то, что он хочет сказать слишком многое. И ему тяжело решить, с чего начать.

– Я просто чувствовал себя разбитым, – ответил Алан. – У меня были проблемы со сном, я то работал, то нет, и мне это очень тяжело давалось.

Снова повисла пауза, но сказанное совершенно сбило Фриду с толку. Он что, водит ее за нос? Его молчание – своеобразное наказание? Она также испытывала разочарование: пришло время анализировать его новое самовосприятие, а не шарахаться от него.

– Это и есть настоящая причина? – спросила она. – Мы просто притворимся, что ничего не произошло?

– Что?

– Я понимаю: то, что вы недавно узнали, неминуемо повлияет на вас, – сказала она. – Наверное, ваш привычный мир перевернулся с ног на голову.

– Все вовсе не так плохо, – озадаченно возразил он. – Но как вы узнали? Вам Кэрри позвонила? Решила действовать у меня за спиной?

– Кэрри? – удивленно переспросила она. – Похоже, у нас с вами явное недопонимание. Что происходит?

– У меня случаются потери памяти. И я подумал, что о них вы и говорите.

– Что значит «потери памяти»?

– Я послал Кэрри цветы и совершенно забыл о том, что заказал их.

Быстрый переход