Пробило уже семь, когда команда кникербокеров уселась на полу в гостиной господина Херцога и начала совещаться.

– Эти странные звонки возбудили во мне недоверие, – доложила Лизелотта. – Госпожа Кунстман недаром настаивала на том, чтобы мы с ней не ходили. Вероятно, она заранее знала, насколько это опасно. Теперь, как мне кажется, в опасности оказалась она сама. Мы не можем уведомить полицию, потому что у нас нет для этого достаточных оснований.

Аксель, который уже отошел от пережитых ужасов, сделал следующее предложение:

– Надо попытаться выяснить, находится ли еще госпожа Кунстман на территории фирмы «Пенелопа» или ее там нет.

– Но каким образом? – осведомился Доминик.

Аксель напустил на себя таинственность и гордо заявил: – Я уже все до конца продумал. Правда, для этого нам понадобится ваша помощь, господин Херцог!

Четыре пары глаз вопросительно уставились на старого кучера. Захочет ли он им помочь?

Добрый старый кучер только тяжко вздохнул и сказал: – Ладно, ребята, я с вами! А то вы еще начнете осуществлять свой план без меня, и кто знает, чем это может кончиться. Итак, что я должен делать?

Идея Акселя была простой и ясной и, в то же время, достаточно хитрой и изобретательной. Он быстро объяснил ее, и уже через несколько минут друзья были готовы!

Наконец ребенок достиг въездных ворот, которые были перегорожены мошной поперечной балкой. Рядом с воротами в домике с огромными окнами на все четыре стороны восседал портье. Это был маленький человечек, словно перенесенный из эпохи Средневековья, нервно теребивший мочки своих ушей.

С недоверием оглядел он девочку, которая бегала туда-сюда перед дверной балкой и время от времени робко кричала: «Мамочка! Мама!» – «Мамочка, ау! Мамочка, где ты?» – пищала девочка тоненьким, голоском. Однако, поскольку мама не откликалась, девочка начала громко всхлипывать, а затем и плакать навзрыд. По обеим ее щекам катились крупные слезы.

Портье не мог больше оставаться безучастным зрителем этих страданий. Он вышел из своей сторожки и подошел к девочке, продолжая теребить себя за уши.

– Твоя мама никак не может быть внутри фирмы, так как здесь уже давно закончили работу, – объяснил он девочке.

Девочка взглянула на него красными, опухшими от слез глазами и, захлебываясь рыданиями, сказала:

– Мамочка пошла туда после обеда. Обещала вернуться в четыре часа. Велела мне играть в парке и никуда не ухолить, только ждать ее прихода. Скоро стемнеет, а ее все нет и нет!

Портье почувствовал к ней жалость и неловко погладил девочку по голове. Он спросил, как зовут ее маму.

– Кунстман! Наталья Кунстман! – простонало несчастное дитя.

В своем домике портье начал листать толстый журнал, покачивая головой и приговаривая вслух:

– Значит, в книге посетителей ее нет. Естественно, этим нанимается дневной портье. А он известный разгильдяй, вполне мог и не записать. Насколько я знаю, в лабораторном отделе еще сидят несколько человек. Знаешь, лучше всего, если ты подождешь здесь, со мной!

В ответ девочка пронзительно завизжала и, мотая головой, с развевающимися на ветру волосами, пустилась бежать. Завернув за ближайший угол, она разом остановилась. Прежде всего, она насухо вытерла глаза платком и выбросила в ближайшую урну луковицы, с помощью которых имитировала слезы.

Затем маленькая артистка поспешно нырнула в роскошную белую карету с золотыми украшениями. Карета была со всех сторон закрыта, а на окошках висели белые круженные занавески. Поэтому снаружи нельзя было увидеть, что внутри сидят остальные члены команды кникербокеров и с нетерпением ожидают возвращения Поппи.

– Итак, она в «Пенелопе»? – спросила Лило, как только за девочкой захлопнулась резная дверца.