В последний момент ещё держат меня за рукава московские друзья: надо подождать! именно сейчас, такой момент – общая реакция, сламывают воли… не надо раздражать верхи…

Так вот именно потому сейчас и двигать!!

Для этого я и приехал в Москву. А между прочим – заглянуть и в «Новый мир»: что там за переполох?

Крайнее возбуждение! горестный тёмный гнев на лицах Лакшина и Кондратовича – но ничего по-людски не говорят: иерархия и дисциплина прежде всего, без А. Т. нельзя! А тот никак с дачи не доедет: лопнул скат по дороге, у известинского заевшегося шофёра даже не нашлось ключа, колесо отвернуть. Через три часа А. Т. вошёл, напряжённый внутренне, но и – убитый, мною убитый! Теперь собралась в его кабинете вся главная коллегия, как следственная комиссия, испытующе-строгая. И кладут передо мной – так брезгливо, что даже в руках держать её мерзко, – грязную, гадкую телеграмму из предательских подлых «Граней» (а название-то какое хорошее для мыслящих людей!):

«Франкфурт-ам-Майн, 9.4., Новый мир

Ставим вас в известность, что комитет госбезопасности через Виктора Луи переслал на Запад ещё один экземпляр Ракового корпуса, чтобы этим заблокировать его публикацию в Новом мире. Поэтому мы решили это произведение публиковать сразу.

Редакция журнала Грани».

Так неожиданно, и столько тут противоречий, даже загадок, – не могу понять, в голову не лезет. Но мне и понимать не требуется! – провокация! – и как советский человек я должен… Им и самим тут почти ничего не ясно, но не хватает простой гражданской зрелости – с выяснения неясностей и начинать. К чему одному привыкли советские люди? – дать отпор! Чем разбираться, чем исследовать, чем обдумывать, – дать отпор! Прибитость многих десятилетий. Но и молодой, критичный, сообразительный же Лакшин немысляще нависает с остальными в той же стенке: дать отпор.

О, главная слабость моя – «Новый мир»! О, главная моя уязвимость! Ни с кем не трудно мне разговаривать, только с вами и трудно. Никакому советскому учреждению я давно ничего не должен, только вам одним, но через вас-то и цапает, и заволакивает меня вся липкая система: должен! должен! наш! наш!

Твардовский (значительно и даже торжественно):

– Вот наступает момент доказать, что вы – советский человек. Что тот, кого мы открыли, – наш человек, что «Новый мир» не ошибся. Вы должны думать – обо всей советской литературе, вы должны думать о товарищах. Если вы неправильно себя поведёте – наш журнал могут закрыть…

Постоянная угроза – могут закрыть… И я – не просто я, а либо жернов, либо шар воздушный на шее «Нового мира»…

После Бородина я возомнил, что я – свободный человек. Нет-нет, нисколько! Как вязнут ноги, как трудно вытаскивать их! Пытаюсь отнекаться тем, что:

– Опоздали «Грани». Вот уж «Таймс» напечатал…

«Таймс» – не важно, важны – «Грани»! важен отпор и советская принципиальность!..

Подсовываю А. Т. мою сопроводиловку, копию – Лакшину (Кондратовичу не даю, он читает через плечо Лакшина). Нет, на А. Т. не действует. И на остальных (глянув на А. Т.) не действует.

– «Таймс» – это не на русском…

Лакшин: – Очень важно, Александр Исаевич, перед историей. Ведь в справочниках всегда указывается первая публикация на родном языке. И если будет указано – «Грани», какой позор!..

Вдруг А.