Конечно, идея эта была казённо вывернута и отвратительно раздута – непомерными восхвалениями русского характера (только в нашем характере – правдоискательство, совестливость, справедливость!.. только у нас «заветный родник» и «светоносный поток идей»), оболганьем Запада («ничтожен, задыхается от избытка ненависти», – то-то у нас много любви!..), поношеньем его даже и за «ранний парламентаризм», даже и Достоевского приспособив (где Достоевский поносил социализм – перекинули ту брань на «буржуазный Запад»). Конечно, идея эта была разряжена в компатриотический лоскутный наряд, то и дело автор повторял коммунистическую присягу, лбом стучал перед идеологией, кровавую революцию прославлял как «красивое праздничное деяние» – и тем самым вступал в уничтожающее противоречие, ибо коммунистичность истребляет всякую национальную идею (как это и произошло на нашей земле), невозможно быть коммунистом и русским, коммунистом и французом, – надо выбирать.
Но вот что удивительно: из того мычанья вырывались похвалы «святым и праведникам, рождённым ожиданием чуда, ласкового добра», и даже кое-кто назван, не без погрешностей: Сергий Радонежский, патриарх Гермоген, Иоанн Кронштадтский, Серафим Саровский; и помянута «Русь уходящая» Корина (разумеется, «лишённая религиозного чувства»); и «народная тоска о нравственной силе»; и с симпатией цитирован Достоевский в довольно божественных своих местах, и даже один раз «Из глубины» сокрыто; а один раз и прямо о Христе – что он «ризы над поляной отряхнул»; и даже прорвалось (лучшее место!) глубокое предупреждение – не согрешить, отвечая насилием на насилие; и против жестокости, и против взаимной отчуждённости сердец, – вот уж не по-ленински! и никак не с ленинской позиции возражали Горькому (!), защищая духовное слово от базарного; и даже намёкнуто на масштаб русской тысячелетней истории, где тонут «формации», несколько их помещается (социализм не назван трусливо); и заикнуто даже о происшедшем уничтожении русской нации – только, оказывается, не от ЧК и ЧОНа, а от «буржуазного развития», – от русских купцов, что ли; и на обнищание нашей современной деревни указано на духовное – когда в кинотеатр стекаются с окружных деревень, как прежде стекались на всенощное бдение; где-то там на краю и по «алюминиевым дворцам» хлопнуто мимоходом, по Базарову… Да можно выделить, перечислить и оценить отдельные мысли этой и смежных статей «Молодой гвардии», весьма неожиданные для советской печати:
1) Нравственное предпочтение «пустынножителям», «духовным ратоборцам», старообрядцам – перед революционными демократами, как прохороводили они у нас от Чернышевского до Керенского. (Честно говоря – присоединяюсь.)
2) Что в дискуссиях журнала «Современник» мельчали и покрывались публицистическим налётом культурные ценности 30-х годов XIX в. (От вечного? – мельчали конечно.)
3) Что передвижники не выражали народной тоски по идеалу красоты, по нравственной силе, а Нестеров и Врубель возродили её. (Недооценен Перов.)
4) Что в 10-е годы XX в. русская культура сделала новые шаги в художественном развитии человечества – и упрёки Горькому (!) за оплёвывание этого десятилетия. (Не вызывает сомнений.)
5) Народ хочет быть не только сытым, но и вечным. (А если уже не так, то ничего мы не стоим.)
6) Земля – вечное и обязательное, в отрыве от неё – не жизнь. (Да, я ощущаю – так, я в этом убеждён. А Достоевский воскликнул: «Если хотите переродить человечество к лучшему… то наделите его землёй! В земле есть что-то сакраментальное… Родиться и всходить нация должна на земле, на почве, на которой хлеб и деревья растут». |