Александр Самохвалов. Боевой разворот. И-16 для «попаданца»
Пробуждение
А потом мне приснился странный сон… Будто бы просыпаюсь я в палатке. Типа армейского четырёхугольного такого полевого шатра. Укрыт плотным шерстяным одеялом, но к телу простыня, одеяло не колется. Тихо, только сопят носами соседи по палатке, которых, кажется, знаю, но это неважно. Темно, лишь сквозь щель не зашнурованного, по причине сухой погоды, входа едва-едва пробивается слабый намёк на близкий рассвет. Член колом, очень хочется писать. Но вставать просто ужас как неохота. Вдыхаемый воздух более чем прохладен, в палатке явный "не май месяц". Впрочем, июнь – толкается в голове какая-то словно "чужая" мысль. И снова какие-то определённо "не мои" мысли – потоком: — Воскресенье, может быть, готовность отменят, пойду домой, к Варе (теплом торкнуло в душу – жена, что ли, сроду не было у меня никакой жены – тут же ощущение вкуса борща на языке, с чесноком и сметаной). Хотя хрен, чёртово дежурство… Угораздило же… Впрочем, надо вставать – всё равно так вот больше не засну. Интересно, который час? Светает… Значит, дело к пяти… Резко выдохнув, откинул одеяло, спустил ноги с деревянных, похоже, нар (интересная конструкция – "моя" мысль), одел сапоги, не заморачиваясь портянками и, как был в летнем тонком белье (хэбэшная белая рубаха, такие же подштанники аж до щиколоток, что за чёрт – сроду такого не носил), так и кинулся к местным походно-полевым удобствам. Типа "сортир деревянный, мультиочковый". Рассвет едва занимался, под грибком дремал дневальный в старинного образца шинели, растопорщенной на уши пилотке и с трёхлинейкой при штыке (снова мелькнула "чужая" мысль – по готовности приказали получить). Я затрусил к строению, думы спросонья текли поначалу неспешно, будто перекликаясь – "чужие" со "своими": "Так, сегодня 22-е…" "22-е… а месяц какой?" "22-е июня…" "Год!!!" "Какой-какой… 41-й…" "22-е июня 1941 года!?!" "Ну да… Готовность вот вчера объявили, на казарму посадили… Всех". Из удобств выскочил, как ошпаренный, и помчался в палатку, провожаемый удивлённым взглядом встрепенувшегося дневального. На востоке уже капитально посветлело, запад совсем ещё тёмный. Глянул на часы ("кировка" – подсказал "чужой") – без пяти пять. Быстрее! Автоматически, привычными движениями почти мгновенно оказался в форме и комбезе сверху, при сапогах с портянками, ремне с тяжеленной кобурой на дурацких каких-то ремешках, пилоткой с голубым кантом за этим самым ремнём, кожаным шлемом с авиационными очками в правой руке и лётными перчатками, наощупь, из тонкой замши, что ли, с крагами, в левой. Споткнувшись о невысокий порожек – надо быть последним идиотом, чтоб к сапогам такие высокие каблуки приколачивать – и пребольно стукнумшись носком правой о скребок для чистки этих самых сапог, что у входа в палатку (ни фига себе, проработочка бэкграунда – мелькнула "своя" мысль, потом дошло – это же сон!), рванул к взлётке, где – я точно знал – должен стоять истребитель. Мой истребитель. Дежурного звена. Полностью заправленный, с боеприпасами и дрыхнущим под крылом технарём впридачу. Не успел запыхаться, как вот уже он. Стоит, красуется. Мордатый такой весь из себя биплан. Точнее, полутораплан. Нижние плоскости заметно меньше верхних. И-15бис. Защитного с упором в прозелень цвета, с голубовато-серым брюхом, утонувшим в успевшей уже вымахать по краям лётного поля траве-мураве. Какой чудесный сон! Всего своего меня затопил бешеный восторг, чужой же заткнулся, со своими мелкими страхами и малодушными опасениями. |
