Изменить размер шрифта - +
. какава, — выкручивался Плакучий.
   За множеством дел совсем забылось, что в Петропавловске существует уездный врач Трушин, пренебрегать которым нельзя хотя бы потому, что сей отважный эскулап в прошлом тоже метил на пост камчатского начальника.. Соломин не искал с ним знакомства, а встретились они в том же трактире Плакучего, где доктор с завидным аппетитом поглощал фирменное блюдо Камчатки — студень из моржатины (под горчицей) .
   Трушин был уже немолодой человек с некоторой претензией на элегантность, а цепочка с брелоками и брошь в галстуке выдавали в нем тайное желание нравиться женщинам. Андрей Петрович отметил его осоловелые глаза и запах, составленный, казалось, из малосовместимого синтеза кабака и аптеки.
   — Когда поедете в уезд собирать пушной ясак с инородцев, — попросил доктор, — возьмите и меня с собою.
   — Желаете объехать больных?
   — Да какие тут больные! Люди на Камчатке здоровые, живут долго. Старики, попив чайку с рябиновым вареньицем, вдруг ложатся на лавку и говорят, что сегодня помрут. И не было еще случая, чтобы они не сдержали слова... Я лечу в основном приезжих вроде вас! — неожиданно закончил Трушин, и это прозвучало неприлично по отношению к Соломину.
   После такого похоронного монолога исцелитель камчатского населения воспроизвел, на пальцах общепринятый жест, широко известный всем алкоголикам.
   — Не угодно ли приложиться ко святым мощам? — спросил он. — Здесь, благодаря вашей строгости, нам уже не поднесут, но можно пройти ко мне... у меня все есть!
   — Спасибо, — ответил Соломин. — Но я вином грешу редко. Уже давно перебесился, теперь обожаю аккуратность. Вместо выпивки он предложил врачу показать больницу.
   — Охотнейше, — согласился тот.
   Больничные койки пустовали. В неопрятном тазу лежали хирургические инструменты, в полоскательной чашке валялись давно забытые ватные тампоны со следами гноя и крови. А на подоконнике белый котенок намывал лапкой гостей.
   — Значит, больных у вас нету.
   — Не держим за ненадобностью.
   — Кстати, — вспомнил Соломин, — здесь, кажется в бухте Раковой, имеется лепрозорий. Вы там бывали?
   — И вам не советую. Жизнь у каждого все-таки одна.
   — А с кем же там остались прокаженные?
   — Был в Раковой фельдшер, которому после службы на Сахалине небо уже с овчинку казалось. Но он помер.
   — От проказы?
   — Что вы! Решил к своим праздничным порткам пришить новую пуговку. Укололся иголкой, заражение крови, и-в яму... Да вы не волнуйтесь, — вдруг оживился Трушин, — прокаженные давно смирились со своей долей... мм там хорошо! Отбросы рода человеческого... Они освобождены даже от уплаты налогов.
   Соломин никогда не был ангелом и цинизма навидался в жизни достаточно. Но цинизм доктора все же озадачил его. Взяв на руки котенка, он поиграл с ним. Совсем неожиданно прозвучала въедливая фраза Трушина:
   — Вы симпатий в Петропавловске не обрели, а обиженные вами апеллируют к Владивостоку, пишут жалобы генералу Колюбакину.
   — Кого же я здесь обидел? — отвлеченно спросил Соломин, давая котенку кусать себя за палец.
   — Надо уважать сложившиеся... традиции, — увертливо намекнул доктор. — Здесь давно утвердилось правило, чтобы головка поступала в руки камчатских предпринимателей, а уж хвост пушного ясака пускай треплют наезжие. От такого порядка ни один из начальников еще не бывал в обиде и на всю жизнь обеспечивал себя... яблоками! — вдруг сказал Трушин.
   — Ах вот вы о чем.
Быстрый переход