— Пусть каждый пользуется жизнью, как может!

Раз, поздно вечером, пришел старый бедный дровосек, со своими ребятишками. Они утащили к себе домой березу со всеми жившими в ней жучками и червячками. Старший сын при этом с удовольствием проехался по двору верхом на березе, потом ее изрубили, бросили в печь. Все жучки и червячки сгорели в печке. Зато сварили хорошую овсяную кашу. Все дети грелись около огня, с наслаждением ели кашу и все повторяли:

— Пусть каждый пользуется жизнью, как может.

А. Г. Коваленская

Мухомор

Божья коровка опрометью бежала к соседней кочке; она была в страшном испуге и едва могла перебираться через разные препятствия, встречаемые на дороге. Красненькая ее одежда, испещренная черными пятнышками, на этот раз была в беспорядке: она раздвинулась, и одно прозрачное крылышко торчало наружу. Ясно было видно по ее одежде, что она накинула ее кое-как и забыла спрятать тонкую ткань нижних крыльев. Задыхаясь, переваливаясь и спотыкаясь на каждом шагу, добежала она до кочки и, остановись у подножья зеленого моха, едва переводя дух, окликнула соседку.

— Где ты там, соседка? — кричала она. — Выходи скорее!

На голос ее из-под зеленого моха показалась опрятно одетая желтенькая букашка с черными крапинками на платье. Соседка была тоже божья коровка.

— Что случилось? — спросила она, просовываясь между двумя тычинками моха, похожими на крошечные елки.

— Беда, матушка! — заголосила красная. — Духу не переведу… так неумойкой к тебе и прибежала… не успела прибраться как следует…

— Да что ж у вас? — говори толком.

— Страсти господни, соседка! Как и сказать, не знаю… Сидели мы все смирно на кочке, что под елью, и всякий занимался своим делом; как вдруг — о, господи, страсти какие! даже и вспомнить не могу!.. Кочка-то наша, родимая, вся ходенем заходила, так и надулась, а земля-то под ногами треснула; да шум какой! Целый комок моху так и выворотило; даже мы на ногах не устояли: все как есть повалились. Ох, страсти! и теперь не опомнюсь…

— Что за оказия? — сказала удивленная желтая. — Да ведь что-нибудь должно быть видно? Вы бы поглядели.

— Чего глядеть-то! — возразила красная. — Мы со страху все как есть разбежались. А куда денешься-то? У всех гнезда, яйца, сама знаешь! Куда пойдешь в такую пору?

И она заплакала.

— Нечего убиваться до времени, — утешала благоразумная желтая. — Надо выждать, а там, что бог даст. Так и быть, пойдем поглядим.

И обе отправились.

Еще издали увидели они страшную суматоху: от кочки народ так и валил; кто что мог ухватить, то и тащил: кто зернышко, кто яйцо, кто уцепил листок больше себя ростом, и все без оглядки бежали, толкая друг друга. Смятение было страшное, и ясно было видно, что народ вовсе ошалел от страха.

Кто помоложе — карабкался на высокую былинку и, не достигнув ее верхушки, кубарем сваливался вниз. Все до того растерялись, что даже крылатые жители забыли воспользоваться природным удобством, и вместо того, чтоб распустить крылья, тут же толкались между бежавшими, прибавляя к общему смятению.

— Господи! куда я денусь с малыми детьми? — заголосила красная и в отчаянье повалилась на землю вверх ножками.

Даже желтая сильно смутилась и украдкою поглядывала в ту сторону, где была ее кочка; но там было все спокойно.