Изменить размер шрифта - +

    Вблизи выглядел Сеславин, мало сказать, усталым, он казался просто живым покойником. У него было смертельно бледное лицо с серой кожей и совсем больные, запавшие, с тенями вокруг, глаза с красными распухшими веками. К тому было заметно, что он ранен в ногу и руку, скорее всего, совсем недавно. Правая рука его не поднималась выше груди, а нога поверх панталон была обмотана какими-то грязными тряпками.

    Мне показалось, что в его состоянии не то что воевать, невозможно просто стоять на ногах. Сеславин же не только старался казаться спокойным, уверенным в себе, даже бесстрастным, он так безукоризненно себя вел, что смог нам приветливо улыбнуться. Как ему это удавалось, я не понял. Невольно вспомнились строки из стихотворения Лермонтов «Бородино»:

    Да, были люди в наше время.

    Не то, что нынешнее племя:

    Богатыри - не вы!

    Прав был принц Евгений Богарне, оценивая героизм русских и французских воинов во время этой странной, никому не нужной войны: «Говоря по совести, не было причин ни Кутузову доносить о победе императору Александру, ни Наполеону извещать о ней Марию Луизу. Если бы мы, воины обеих сторон, забыв на время вражду наших повелителей, предстали на другой день перед алтарем правды, то слава, конечно, признала нас братьями».

    Следуя приглашению, мы с «корнетом» подошли к командиру отряда. Наша французская форма его удивила, но он не подал вида и любезно с нами поздоровался. Мы представились, Матильда помещицей Пузыревой, я московским жителем, случайно оказавшимися в театре военных действий.

    Только услышав, что стройный уланский корнет дама, Александр Никитич не смог сдержать удивления. Он попросил рассказать, откуда у нас французская форма и оружие, но слушать не смог, покачнулся и устоял на ногах только с помощью юного гвардейского прапорщика с типично немецким лицом. Как я вскоре узнал, тот действительно по происхождению был обрусевшим немцем, по имени Александр Габбе.

    -  Вам плохо? - сочувственно спросил я.

    -  Пустое, - отирая здоровой левой рукой, пот с лица, ответил капитан, - сейчас некогда хворать! Выгоним неприятеля из пределов отечества, тогда и будем лечиться.

    -  Я бы мог вам помочь, - предложил я, - я немного понимаю в медицине.

    -  Увы, нам уже нужно выступать, как-нибудь в другой раз.

    -  Это не займет много времени, но обещаю, вам сразу станет легче, - настойчиво сказал я.

    Честно говоря, этот человек с первого же взгляда так мне понравился, что захотелось ему хоть чем-то помочь.

    -  Спасибо, но только разве что ночью на биваке, сейчас не до того. Черкес, иди сюда, - ласково позвал он коня. Тот посмотрел на хозяина лиловым глазом, по-человечески кивнул головой и тотчас подошел. Прапорщик подставил капитану плечо, и Сеславин вновь оказался в седле.

    -  Вы, надеюсь, с нами? - спросил он нас с Матильдой. - По пути расскажете о своих приключениях.

    О моем участии в пленении французов он даже не упомянул, отнесся к этому как к обычному пустячному делу, что мне тоже понравилось.

    Штабс-ротмистр в форме Сумских гусар отдал приказ «По коням» - и отряд тотчас оказался в седлах.

    Замешкались только мы с Матильдой, что, надеюсь, было извинено, я помогал даме сесть в седло. Отряд сразу же тронулся. Мы подъехали к командиру и расположились от него по обе стороны. Сидеть в седле Сеславину было легче, чем стоять на ногах и видно было, что боль постепенно его отпускает. Я не спешил с началом рассказа, давал ему возможность придти в себя.

Быстрый переход