Он стал кем‑то другим. Ушел слишком далеко.

Корсон поднял глаза к звездам. Золотые песчинки на стенках колодца. Их было больше, чем тех, что сияли в небе Земли. Через шесть тысяч лет они останутся почти такими же. Каждая была загадкой, парадоксом, частицей истории. Для лейтенанта Корсона они были лишь безразличными огоньками. Нынешнему Корсону они казались ступенями лестницы, приставленной к стене времени.

Он мог дать лейтенанту Корсону дожить то короткое время, которое ему еще оставалось, и исчезнуть. С ним исчезнет и горечь. Это будет самое великолепное самоубийство. Но другой Корсон за черной обшивкой корабля не хотел умирать.

А разве я и он – не одно? – спросил себя Корсон. И ему подумалось, что Флория действительно сказала лишь половину правды. Война и была, может, результатом разрыва в единстве всех вероятностей богов Эргастаэла. Но почему богов?  Почему их должно быть много? Не существовало ли точки, где все боги Эргистаэла являлись вероятностями одного? И не одолела ли этого единственного однажды скука, и не решил ли он разбросать в океане забвения свои лики, быть каждым человеком и всеми людьми, каждым существом и всеми существами? Скалой и стеклом, звездой и волной, пространством и временем?..

«Что это, сон? – спросил себя Корсон. – Или мои воспоминания?»

Если он умрет, то никогда не узнает, выживет ли другой Корсон. Лишившись жизни, он лишится и воспоминаний о том, что жил.

Там, за жизнью, была сверхжизнь. Страницы книги, сказала Флория ван Нейль. Наши жизни не бесконечны, но безграничны, сказал Голос в Эргистаэле. Вы обретете власть над временем. Станете таким, как мы.

Есть по крайней мере три уровня существования. Уровень потенциального существования – как у Сида и Сельмы, которые были лишь вероятностями, занесенными в призрачные реестры Эргистаэла. Уровень линейной жизни – жизни первого Корсона, где человек оставался пленником, заключенным между рождением и смертью. И, наконец, уровень сверхжизни, который простирался перпендикулярно оси времени и потому был свободен от времени...

Все это напоминало фазы возбуждения элементарных частиц из той, первобытной физики – как будто ученые времен зарождения человеческой истории предугадывали великую истину. Частица, будь то атом, нуклон, мезон или кварк, получив заряд, поднималась на более высокий энергетический уровень. Она становилась чем‑то другим, не переставая быть самой собой. Она могла вернуться к своему первоначальному состоянию, излучив частицы низшего порядка – фотон, электрон, нейтрино, мюон или другие.

Корсон подошел к порогу сверхжизни. Он мог снова опуститься на уровень линейной жизни, отторгнув, излучив, как нейтрино, свое существование в последние недели, которое стало лишь одной из вероятностей, почти лишенной возможности реализоваться. Его жизнь не исчезнет полностью, но станет почти нереальной. Не останется ни массы покоя, ни заряда. Как у нейтрино... Кто‑нибудь в лаборатории Эргистаэла зарегистрирует нечто вроде пучка искр и запишет исчезновение еще одной сверхжизни.

Все страницы книги не могут переполниться горечью...

Корсон решился.

Черная громада звездолета заслонила звезды над его головой. Корсон десинхронизировал гиппрона, приблизился к «Архимеду», без труда преодолел защитное поле и прошел сквозь броню корабля. Он отправился на поиски люка, ведущего к клетке Бестии, не боясь, что его заметят. Выход из фазы времени делал его почти невидимым для любого человека на «Архимеде».

Он почувствовал, что животное под ним колеблется. Гиппрон фыркал, не желая приближаться к своему дикому сородичу. Корсон успокоил его и засунул капсулу в виток гривы. Он увидел самого себя, сидящего спиной к нему, хотя сдвиг во времени и особенности восприятия гиппрона искажали картину.