— Нет, — сказала она, и по щекам потекли слёзы. — Нет.

Жрец посмотрел на неё с мягким, сочувственным выражением.

— Мне так жаль.

— Ты плохо стараешься, Эрдан! — сказал Деррег, и она услышала, как он зашагал к жрецу, хотя по–прежнему оставался позади Варры, вне поля видимости.

Тихий голос жреца оставался спокойным.

— Я сделал всё, что мог, Деррег. Мы должны… предпринять некоторые шаги, чтобы у женщины был шанс.

Варра почувствовала на голове, на волосах руку Деррега, защитный жест, который её успокоил и согрел.

Как странно, подумала она. С мгновенной ясностью она осознала, что в другом времени, в другом месте он мог бы стать мужчиной, которого она могла полюбить, несмотря на их разницу в возрасте.

— Её зовут Варра, — отрезал Деррег. — И должно быть что–нибудь…

— Вырезайте ребёнка, — сказала Варра тихим, как дождь, голосом, и её молчаливая решимость пронзила комнату.

Деррег убрал руку с её головы, как будто отпрянув.

Священник выглядел так, будто она заговорила на незнакомом ему языке.

— Что говоришь?

Повитуха сжала руку Варры.

— У тебя в голове помутилось…

— Вырезайте моего ребёнка, — громче сказала Варра, приняв решение. Её тело напряглось, схватки охватили её, внутри задвигался младенец, и она закричала. — Вырезайте! Я уже мертва! Я вижу по вашим лицам!

Жрец и повитуха смотрели на неё, широко распахнув глаза. Никто не стал ей возражать.

— Я уже мертва, — тише повторила Варра, пытаясь удержать голос ровным. Комната закружилась. Она закрыла глаза, пока вращение не прекратилось.

— Ножом?

— Времени мало, — сказала Варра.

— Да, конечно, — сказал жрец, глядя мимо неё на Деррега, будто спрашивая у него разрешения.

Ладонь Деррега вернулась на голову Варры, баюкая её, как младенца, как он мог бы баюкать дочь. Его пальцы нежно провели по мокрым от пота волосам девушки. Она потянулась и накрыла его руку своей, и потекли слёзы. Его кожа казалась грубой, как кора. Рядом с ней возникло его бородатое лицо, его тёплое дыхание коснулось её щеки.

— Ты не должна этого делать, — сказал он.

— Это мой ребёнок, — ответила Варра, три слова, которые сказали всё, что можно было сказать. Её взгляд упал на сваленную у стены кучу багровых простыней.

— Я уже мертва. Мы оба это знаем.

Жрец достал маленький нож и высоко поднял его дрожащей рукой. Свет фонарей замерцал на лезвии. От напряжения по его измазаннаму кровью лбу струился пот.

Липкие пальцы повитухи вцепились в руку Варры. Казалось, одна лишь Варра сохраняет спокойствие.

— Деррег, послушай меня, — сказала она. — Кто–то… сделал что–то с ребёнком, изменил его. Я не знаю, что именно, но это мой ребёнок. Мой. Ты понимаешь?

Его рука сжала её руку. Деррег прижался лбом к её волосам.

Варра вдохнула его запах — он по–прежнему пах дождём — и удивилась тому, насколько привязалась к этому мужчине всего за несколько часов, за несколько мгновений. Как жестоко, что они провели вместе только часы, а не всю жизнь.

— Я понимаю, — ответил он.

Она сглотнула пересохшим горлом, кивнула. Сказала жрецу:

— Сделай это.

Священник моргнул, и собрался с духом, чтобы приступить к своей работе.

— Тебе будет больно, — сказал он, но не пошевелился.

— Сделай это, — ответила Варра. — Прямо сейчас.

Но он не сделал. Не мог. Его руки тряслись.

Повитуха взяла нож из его ладони, на мгновение взглянула в глаза Варры, и начала резать.

Варра сжала зубы, сдерживая крик, когда лезвие рассекло её живот и открыло матку, расплескав по бокам женщины тёплую жидкость.