И вот этот педантичный человек, закончив опыт, бросил на столе в лаборатории грязную посуду.

Он просто не успел убраться, потому что в тот же день погиб на полигоне.

Почему-то мне казалось, что пентаграмму в блиндаже дядя Саша начертил в день своей гибели. Хотя мог и раньше, это не сильно меняло дело. Главное, что на полигоне он продолжал свои магические опыты и здесь же погиб.

Комиссия с двумя генералами написала, что полковник подорвался на мине. А лейтенант Пороховницын утверждал, что убившая дядю Сашу штука не была похожа на мину. Я больше доверяла лейтенанту, потому что генералы не обезвреживают мины.

Глаза привыкли к полумраку в блиндаже, и я все отчетливее различала непонятные предметы. Инструмент оказался сечкой для капусты. В набитом мешке что-то бугрилось – картошка, судя по размерам. Но картошка сгнила бы за прошедшие месяцы. Сейчас июнь, а дядя Саша погиб прошлой осенью, в ноябре, – я помнила, как папа ездил его хоронить. Хотя, может, и сгнила, просто я не чую запаха…

Я всматривалась в то немногое, что могла видеть, пытаясь догадаться, что произошло в блиндаже почти год назад. Пентаграмма, мешки, сечка для капусты… Кстати, не факт, что ею рубили именно капусту – такой сечкой у нас папа рубит кости, когда у мамы не хватает силы. А Дрюнька боится и подглядывает из-за двери… Кабаниха, ветчина безмозглая, кончай свою осаду! Я ведь тоже сейчас за маму, пойми. Мне надо найти своего поросенка.

Я подняла голову от дыры… Кабаниха исчезла, оставив вытоптанную траву и кучи разбросанного помета. Конечно, спасибо, но что она хотела этим сказать?

Все казалось ясным: пентаграмму оставил дядя Саша, а отравленные грибочки – какой-то бессовестный торгаш. Пожадничал, набрал два мешка, а тащить через полигон побоялся – еще солдаты увидят и по шее надают. Тогда один мешок он почистил, порезал и умял в какую-нибудь сумку. Сидит сейчас дома, нанизывает грибы на ниточки, а потом будет продавать сушеные…

Я отошла от блиндажа и забилась в куст на случай, если этот тип вернется за вторым мешком. Надо было убираться с полигона, но я не знала, куда идти.

Я попыталась мысленно повторить свой путь. Нет, полная безнадега. Направление я потеряла, когда под ноги подвернулся поросенок. Вернуться на то место не смогла бы, да и страшно было снова нарваться на кабаниху.

Как-то ведь люди не теряются в лесу. Папа умеет не теряться: может полдня собирать грибы и выйдет туда же, откуда начал. Я, конечно, знаю, что лес – зеленые легкие планеты и наш стоеросовый друг, но для общения с природой мне хватает парка у дома и герани на подоконнике.

Я стала вспоминать, как шла по Дрюниному следу. С какой стороны было солнце? В глаза не било, точно. И когда бежала обратно, тоже не било. Значит, справа или слева. В голову лезло запомнившееся из учебника природоведения: мох на деревьях растет с северной стороны. Я даже нашла этот мох, но это ничего не дало. Какой там север, когда я в двух сторонах запуталась…

Так-так, а ведь это идея! Есть всего два направления: «солнце справа» и «солнце слева». Одно из них правильное. Значит, бегу наугад туда или сюда. Минут двадцать, для верности полчаса. И с вероятностью пятьдесят на пятьдесят выхожу к ограде полигона. А если не выхожу, то поворачиваю назад. В случае ошибки потеряю час, зато уж точно выйду куда надо. Это лучше, чем сидеть и распускать нюни.

Оставалось выбрать, в какую сторону бежать наугад.

Я невезучая. С этим нетрудно жить, если смиришься.