Мое знакомство с Бьюкененом уходит корнями в нью-гэмпширские первичные 1968-го, когда Никсон был еще на тусклой окраине своего возвращения в политику. Однажды вечером мы часов восемь провели в номере бостонского отеля за половиной галлона «Олд кроу» и яростными спорами о политике. Насколько мне помнится, я все спрашивал, что человек, как будто не лишенный здравого смысла, делает подле Никсона. Уже тогда было ясно, что даже Бьюкенен считал меня полнейшим психом, и мое мнение, мол, Никсон безнадежная пустышка без малейшего шанса на победу, забавляло его более всего остального.

Месяцев восемь спустя, по прошествии самого странного и брутального года в истории Америки, Ричард Никсон стал президентом, а Пат Бьюкенен – одним из двух главных его спичрайтеров – бок о бок с Реем Прайсом, их домашним умеренным. С Патом я столкнулся лишь на кампании Макговерна в 1972-м, когда Рон Зиглер отказался пускать меня в самолет для прессы Никсона, а Бьюкенен, вмешавшись, провел через охрану Белого дома на оказавшееся скучным и бесполезным место в самолете с остальными журналистами. Именно Бьюкенен брал интервью у Гарри Уилса, подключив его к кампании Никсона 68-го, – принципиальный шаг, результатом которого стала исключительно недружественная книга «Соперники Никсона».

Поэтому, вернувшись в провонявший Уотергейтом летний Вашингтон, я счел совершенно логичным позвонить Бьюкенену и узнать, согласится ли он встретиться на тринадцать-четырнадцать стаканчиков в какой-нибудь день, когда не будет лихорадочно трудиться в «бункере» (как он выражается) Белого дома. Бьюкенен с Прайсом пишут практически все, что произносит Никсон, и сейчас они заняты, как никогда, – главным образом решают, что не говорить. Я провел с Патом почти полвечера за жестяным столиком возле бассейна в «Уотергейте», где мы лениво болтали о политике вообще. Когда днем раньше я позвонил ему в Белый дом, он первым делом сказал:

– Ага, только что дочитал твою книгу.

– О Господи, – отозвался я, естественно, думая, что это означает конец нашим отношениям, но он рассмеялся.

– Да, одна из самых смешных, какие мне только попадались.

При встрече я сразу же спросил о том, что вот уже с год медленно булькало у меня в голове: как ему удается совмещать таких странных друзей, как я и Рик Стирнс, и, в частности, каково ему сидеть на виду у всего уотергейтского сборища с фриком, чье мнение о Никсоне общеизвестно и нелицеприятно, и каково ему играть пару раз в неделю с Риком Стирнсом, чьи политические взгляды почти так же диаметрально противоположны его собственным, как мои. Он же с улыбкой отмахнулся, открывая еще банку пива.

– Похоже, мы, идеологи, ладим друг с другом лучше, чем остальные. Даже придумать не могу, в чем бы мы с Риком могли согласиться, но он мне нравится, и я уважаю его за честность.

Странная идея – что крайне левый и крайне правый нашли взаимопонимание у уотергейтского бассейна, особенно если учесть, что один из них составитель речей Никсона и большую часть времени проводит за попытками не дать боссу утонуть, как камню в гнилой водице, но тем не менее, смеясь, называет Белый дом «бункером».

После шестой или седьмой банки пива я рассказал ему про провальный заговор с целью похитить Колсона и протащить по Пенсильвания-авеню, привязав к огромному старому «олдсмобилю катласс». Рассмеявшись, он ответил что-то вроде:

– Колсон как раз такой бандюга, что ему, возможно, идея понравилась бы.