Очевидно, что в Луисвилле негры выиграли несколько существенно важных битв, но вместо ожидаемого прорыва увязли во втором фронте сегрегации, где проблемами стали не линчеватели или несправедливые законы, а обычаи и традиции. Сделав первые шаги, негры Луисвилля столкнулись с более изощренной тактикой, нежели простые «да» или «нет», с которыми борются их братья почти по всему Югу. В этом смысле Луисвилль вышел за рамки Юга и теперь столкнулся с проблемами, присущими Северу и Среднему Западу Америки.

Структура власти белых сдала позиции лишь в общественном секторе, чтобы еще более прочно закрепиться в секторе частном. И негры, особенно образованные негры, ощущают, что их победы пусты, а прогресс – это то, о чем читают в газетах. Перспективы луисвилльских негров, возможно, более радужные: из «отдельных, но равных» они стали «равными, но отдельными». Иными словами, ситуация по-прежнему оставляет желать лучшего.

* * *

В понимании местных негров власть по-прежнему принадлежит тем, кто управляет городом, контролирует промышленность, банковскую и страховую системы, тем, кто платит большие налоги, дает крупные кредиты и возглавляет важные гражданские комитеты. Имена этих людей плохо известны среднему жителю города, а если и попадают в прессу, то скорее всего в раздел светских новостей газет, принадлежащих лицам их же круга. В дневные часы штаб-квартирой им служит клуб «Пенденнис» на Ореховой улице, где они встречаются на ланч и оранжад, попариться в турецких банях или выпить коктейль. По словам одного молодого юриста, чья карьера быстро идет в гору: «Если хотите преуспеть в этом городе, первый шаг – быть принятым в „Пенденнис“». Вечерами и на уик-энд они перемещаются в «Луисвилльскиий Кантри-клаб» далеко в Ист-Энде или за границу штата в «Хармони-лэндинг», где хорошее поле для поло, а отличное виски на время прогонит бизнес из умов, если не из сердец.

Любой, кто платит членские взносы хотя бы в два из этих клубов, может считать, что имеет какой-то вес в структуре власти белых. Как раз эта группа определяет – опосредованным давлением, прямыми действиями, а иногда даже бездействием, – как далеко и насколько быстро Луисвилль продвинется в интеграции. Вполне очевидно, что сами эти люди «интегрированы» не более чем десять лет назад, и мало вероятно, что в ближайшем будущем что-то изменится. По большей части они забрали своих детей из бесплатных средних школ и переселились в белые предместья, где отсутствие негров превращает в отвлеченную саму проблему интеграции. Напрямую с неграми они контактируют, лишь когда подвозят горничную к остановке автобуса, или когда им чистят на улице ботинки, или когда приходится посещать- необходимые, но неприятные встречи с местным представителем негров. Невзирая на застарелые предрассудки, они по большей части гораздо прогрессивнее и просвещеннее представителей своего класса в Бирмингеме или – зачастую – своих собственных детей.

В либеральных кругах, особенно Нью-Йорка и Вашингтона, бытует мнение, что знамя расовой сегрегации мало привлекает молодое поколение. И Мьюррей Кемптон написал, что особой задачей шестидесятых станет, «как задобрить негров, не говоря о том неимущим белым». Но к Луисвиллю не применима ни одна из теорий. Кое-какие ожесточенные местные расисты принадлежат к лучшим семействам города, и ни один мелкий фермер из Миссури не обрушивается на словах так часто против «ниггеров», как некоторые луисвилльские многообещающие менеджеры, всего несколько лет назад окончившие колледж. В отделанном сосновыми панелями модном кабачке «У Бауэра», излюбленном месте молодых денди высшего общества, настроения царят преимущественно антинегритянские. Поздно вечером мутная волна алкоголя выносит его завсегдатаев на Мэгэзин-стрит, в самое сердце цветных кварталов. Там в «Большом Джоне», «У Оливера» и «Алмазной подкове» гуляют до рассвета, и развеселых расистов принимают наравне со всеми прочими, будь то черными или белыми.