Э: Да, только я не стал бы впутывать президента.

К: Конечно нет.

Э: Но в будущем, пожалуй, если представится возможность, я буду напирать на то, что мы никоим образом не контролировали и что все были согласны, что ты не будешь на побегушках у комитета.

К: И, конечно же, я действовал исключительна согласно распоряжениям, сам понимаешь, по инструкции, и если ты считаешь, что это достаточно важно, и если ты уверен, что это вообще уместно, я за задание возьмусь, потому что всегда так делаю и делал. И вы с Бобом, и президент это знаете.

Э: Да-да, в том, что касается молчания, мы, думаю, оба полагались исключительно на Дина.

К: Нуда.

Э: Я сам решений не принимал.

К: Да. Да.

Э.: И, уверен, Боб тоже.

К.: Нет, конечно. Просто у меня такое чувство… Джон, ну не знаю… Не слишком ли слабая это соломинка? Э: Кто? Дин?

К: Нет, я про то, что они все равно скажут, мол, Герб, ты не мог не знать.

Э: Ну, не знаю. Откуда? Ты же справок не наводил.

К: Никогда. А спрашивал только у тебя, после того как поговорил с Джоном Дином.

Э: И обнаружил, что не так-то и много мне известно.

К: Ты сказал, мне нужно кое-что сделать и…

Э: Да, и тебе известно, что сказал я так не из личной обиды, а на основании того, что мне представили.

К: Ага, а потому… чтобы создать фонд защиты и позаботиться о семьях тех парней, которые тогда были.

Э: Нуждались.

К: Не были признаны ни виновными, ни невиновными.

Э: И, главное, не стараться ни к чему их побуждать. К: Никто никогда и не старался, совершенно верно.

Э: О’кей.

К: Можем завтра повидаться, перед тем как я пойду на слушанья в два?

Э: Если хочешь. Но тебя спросят.

К: Спросят?

Э: Конечно.

К: Тогда, может, не надо.

Э: Тебя спросят, с кем ты говорил о том, что придется давать показания, и мне бы очень хотелось, чтобы ты сказал, что разговаривал со мной в Калифорнии, потому что в то время я расследовал там то дело для президента.

К: Но не сейчас?

Э: Я не прошу тебя лгать.

К: Знаю, что нет.

Э: Но суть в том…

К: Но показания в Калифорнии.

Э: Суть в том. Ну, нет, насколько тебе помнятся факты и так далее.

К: Да. Согласен.

Э.: Понимаешь, думаю, нехорошо, чтобы нас видели вместе, но в какой-то момент мне придется сказать, что я разговаривал об этом деле с О’Брайеном, Дином, Магрудером, Митчеллом, с тобой и еще с уймой людей.

К.: Да.

Э: Поэтому расхождений не будет.

К: Как, по-твоему, я правильно сделал, что позвонил? Ты уверен, как тогда, когда мы там были, что никакой вины нет?

Э:Да.

К: И волноваться не о чем?

Э: Говорю тебе, Герб, судя по тому, что я слышал, они не на тебя нацелились.

К: Есть, сэр.

Э: По всему, что я слышал.

К: Сам понимаешь, Барбара.

Э: Они нацелились на меня и на Боба.

К: Господи милосердный. Ладно, Джон, будет совершенно ясно, что никакого покрывательства нет. Все делалось исключительно из гуманных соображений, и я просто хочу… когда я с тобой говорил, просто хотел, чтобы ты меня успокоил, мол, на этом фронте у нас все в порядке.

Э: На этом фронте.

К: Двигаться вперед.

Э: Это было необходимо.

К: Так оно и есть.

Э: Да, о’кей. Спасибо, Герб, пока.

17:00 понедельник, 30 июля

Зал заседаний

Старое здание сената

* Вступительное заявление Хальдемана

– Ужасная жара от телесофитов, развернутых к прессе и галерке. Лай (звуки как с псарни) в комнате для прессы, когда появляется Хальдеман. По телевизору не слышно, зато в коридоре даже очень.

«Никогда я не утверждал (голосом обиженного суперскаута), что питаю полное доверие к Дину, как питал его в то время президент…»

Стрижка ежиком Хальдемана в духе 1951-го смотрится в этом зале неуместно, даже странно, также странно, как бородатый сенатор в 1951-м.