Бурный отклик на убийство Салазара, по всей очевидности, довел его до нервного срыва. В понедельник он отменил запланированную пресс-конференцию и выступил с заявлением, в котором сказал: «Слишком много противоречивых сообщений, даже от наших собственных офицеров. Шерифу нужно время, чтобы переварить их прежде, чем выступить перед газетчиками».
* * *
Вот уж точно. Шериф Питчесс был не одинок в своей неспособности переварить путаные помои, какими потчевал его офис. Официальная версия убийства Салазара, даже после пересмотра, была топорной и нелогичной, и сам шериф как будто не удивился, что она стала разваливаться еще до того, как у чиканос появился шанс ее разнести. Что они, конечно же, сделали бы. Шериф уже пронюхал, что грядет: многоженство свидетелей, показания под присягой, рассказы очевидцев – и все враждебные.
История жалоб чиканос на полицию Восточного Лос-Анджелеса не относится к счастливым.
– Копы никогда не проигрывают, – сказал мне Акоста, – и тут тоже не проиграют. Они убили единственного парня в общине, которого по-настоящему боялись, и гарантирую, что ни один коп не окажется на скамье подсудимым. Даже за непредумышленное убийство.
Это я мог принять. Но даже мне трудно было поверить, что коп убил Салазара преднамеренно. Я знал, что они на такое способны, но не готов был допустить, что они взаправду это сделали… Потому что, едва я в это поверил бы, пришлось бы принять и мысль, что они готовы убить любого, кто их разозлит. Даже меня.
Что до высказываний Акосты, я достаточно хорошо его знал, чтобы понимать, как он может выдвигать обвинение в убийстве прилюдно… Но также достаточно хорошо его знал, чтобы быть уверенным, что он не попытается повесить эту чудовищную лапшу на уши мне. Поэтому, естественно, наш телефонный разговор меня взбудоражил. Я думал и думал о нем, обуреваемый собственными мрачными подозрениями, что Оскар сказал правду.
В самолете до Лос-Анджелеса я пытался разобраться в этом деле, в его «за» и «против», перебирая кипу газетных вырезок и собственных заметок о смерти Салазара. К тому времени шестеро предположительно надежных свидетелей дали показания под присягой, которые по ряду важнейших моментов решительно расходились с версией полиции, которой все равно никто не верил. В отчете шерифа по этому инциденту было кое-что очень пугающее: он не был даже хорошей ложью.
Через несколько часов после того, как Times обрушила на улицы новость, что Рубена Салазара на самом деле убили не уличные снайперы, а копы, шериф ответил яростными нападками на «известных диссидентов», которые в тот уик-энд слетелись в Восточный Лос-Анджелес, чтобы, по его словам, спровоцировать катастрофические беспорядки в американо-мексиканских кварталах. Он хвалил своих помощников за умелое рвение, которое они проявили, водворив порядок всего за два с половиной часа и «тем самым предотвратив холокост много большего масштаба».
Питчесс не назвал по имени ни одного «известного диссидента», но утверждал, что они совершили «сотни провокаций». По какой-то причине шериф забыл упомянуть, что его помощники уже засадили в тюрьму одного из самых видных активистов-чикано в стране. Корки Гонсалес был арестован во время субботних беспорядков по ряду обвинений, которые полиция так и не огласила. Гонсалес, бежавший из зоны беспорядков на грузовике вместе с еще двадцатью восемью людьми, был арестован сначала за нарушение правил дорожного движения, потом за незаконное ношение оружия и, наконец, «по подозрению в грабеже», когда полиция нашла у него в кармане триста долларов. Инспектор полиции Джон Кинслинг заявил, что это «рутинное» задержание. «Всякий раз, когда мы останавливаем превысившего скорость и обнаруживаем в машине оружие и наличие крупной суммы денег, – сказала он, – мы задерживаем его по подозрению в грабеже». |