Эльза Генриховна — воплощенная любезность. Она напоминает мне мое собственное будущее лет эдак через тридцать, когда стеснительность постепенно переродится в сдержанность, сдержанность — в холодность, холодность — в сухость, а затем и в черствость. Возможно, мои грядущие подчиненные, если они, конечно, когда–нибудь будут, тоже станут звать меня Рыбьей Костью, ненавидеть, бояться. Уважать.
— Спасибо, — тускло произнесла Есенская, возвращая мне пачку фотографий. — Ваши снимки имели грандиозной успех. Посланные по почте, они внесли ошеломление в стан противника.
Кому именно они понравились, не сообщила. Понятное дело, не тому, кто на них изображен!
— Дорого вам обошлись эти фотографии? — поинтересовалась директриса.
Я назвала сумму — круглую сумму с тремя нулями. Может быть, я перегнула, но совсем немного: для игры, в которой фигурируют астрономические числа, это пустяк, капля из океана нефтедолларов…
Железная Леди в уважительном удивлении приподняла бровь — самый ее краешек, облысевшее крыло, нависшее над желтоватым виском с росчерком фиолетово пульсирующей жилки.
— Ничего, мы спишем эти деньги как расходы по рекламе… Ромшин рассказывал вам о встрече?
— Нет, он не любит афишировать свои промахи. Думаю, первоначально он планировал придержать информацию, чтобы при случае использовать ее в собственных целях, но под напором обстоятельств… — Бестрепетная рука легла на конверт. — Ему оставалось только выложить все!
— Вы так уверенно говорите об этом…
Вместо ответа я развернула газету — обычную городскую газету, далекую как от экономики, так и от политики.
— Вот… На четвертой странице, сверху… «Открытие дома престарелых в Электростальском районе… Присутствовали Якушев, Фукис и другие…» Между прочим, Якушев никогда не посещает подобных мероприятий, для этого он слишком занят и не слишком сентиментален. Да и Фукис тоже, кстати… Они использовали мероприятие как повод для знакомства и деловых переговоров.
В заметке фамилии Якушева и Фукиса стояли рядом, обведенные красным карандашом, словно соединенные неразрывной нитью — кровавой, пульсирующей, напряженной.
— Да, — произнесла Эльза задумчиво. — Кажется, они действительно решили скооперироваться… Что ж, есть надежда, что нашему клиенту удастся избавиться от долгов компании по хорошей цене!.. Кстати, а она действительно Михайлова?
Я с полуслова поняла, о ком речь.
— На все сто процентов!
Шла по коридору, точно по подиуму — с гордо поднятой головой, с улыбкой горгоны на устах. Но, завидев за поворотом коридора обтерханный пиджак Терехина с мелкой россыпью перхоти по ватно–вздыбленным плечам, благоразумно избавилась от заносчивой маски. Напустила на себя озабоченный деловитый вид. Улыбнулась вместо приветствия, гуттаперчево согнув спину, — как всегда.
— Слыхала новость? — осведомился Терехин.
Он всегда так начинает, когда хочет разузнать у собеседника что–то важное. Вот и теперь…
— Что–то Игорек сегодня бледный…
Молчу — может, отвяжется?
Нет, Терехин семенит рядом, не желая отвязываться.
— Говорят, он поссорился с Леди Ди! — выпаливает внезапно, блестя сорочьими глазами. — Кстати, сегодня он обедал один, я видел.
— Ну, может, у нее сегодня деловая встреча?
— Никакой встречи! Якушева пришла в кафе позже, под ручку с Чигасовым. Я специально битый час пил пиво напротив входа и все видел. Это правда, что они решили разбежаться?
Молчу. У Терехина как будто язык свербит, отчего новости сыплются из него без моей поощрительной помощи.
— А недавно я видел его с одной девицей в магазине…
— Возможно, это его сестра, — быстро предположила я. |