В холле и на лестнице царила тишина – гулкая и таинственная. Подобная тишина могла бы подействовать на них отрезвляюще, однако этого не случилось. Впрочем, Джоселин не пытался завести разговор. Превозмогая боль, он медленно поднимался по лестнице, причем боль с каждым шагом усиливалась. Герцог не проронил ни слова, пока они не оказались в коридоре. Остановившись у комнаты Джейн, он сказал:

– Вы пользовались успехом, как я и предсказывал. Даже большим успехом, чем можно было ожидать.

– Спасибо, – кивнула она.

Герцог, похоже, не собирался уходить.

– Ваши родители могли бы вами гордиться, Джейн.

– Да, они… – Она осеклась и испытующе посмотрела на Трешема. – Вы хотели сказать, что мои приютские воспитатели могли бы гордиться мной, не так ли? Но талантом не стоит гордиться, ваша светлость. Мой голос – не моя заслуга. Он был дан мне от рождения, как вам – талант композитора и музыканта.

– Джейн… – Джоселин склонился над ней, и его губы прижались к ее губам.

Он даже не пытался обнять Джейн – просто поцеловал ее, и она ответила на его поцелуй. Наконец он отстранился и, чуть отступив, внимательно посмотрел на нее.

Глаза ее затуманились, щеки горели, влажные губы приоткрылись. Трешем чувствовал, как пульсировало у него в висках, и слышал, как гулко билось его сердце. Если бы только…

Он снова заглянул ей в глаза, а затем распахнул дверь ее комнаты.

– Хорошо, что у меня гости. Так нельзя, верно? Еще бы немного… Спокойной ночи, Джейн.

Джейн влетела в комнату и тотчас же услышала, как за ее спиной закрылась дверь.

Прижимая ладони к горящим щекам, она все еще чувствовала его руку у себя на талии, жар его тела и запах его одеколона. А в ушах у нее по-прежнему звучала музыка, звучала как нечто сокровенное и интимное – такого никогда с ней не случалось, когда она танцевала с Чарлзом.

Да, хорошо, что внизу были гости.

Она по-прежнему ощущала вкус его губ, вкус его поцелуя.

Нет, подобное не должно повториться. И сейчас не следовало такое допускать.

Джейн вдруг показалось, что в груди ее словно образовалась зияющая пустота, и ей стало страшно.

Глава 11

Гонки до Брайтона должны были начаться у Гайд-парка в половине девятого. К счастью, день выдался ясный и безветренный, самый подходящий для гонок.

Джоселин вышел из дома с тростью в руке и, отпустив конюха, без посторонней помощи забрался в коляску. Он собирался прокатиться лишь до парка и обратно; следовало сказать Фердинанду несколько слов, разумеется, как напутствие, а не совет. Дадли не любили следовать советам, даже если эти советы исходили от родственников.

Герцог выехал задолго до начала гонок, он хотел пообщаться с братом до того, как соберется толпа. Многие джентльмены намеревались отправиться в Брайтон следом за соревнующимися, чтобы сразу же поздравить победителя. Джоселин присоединился бы к ним, если бы не обстоятельства. Хотя боль в ноге беспокоила гораздо меньше, чем можно было ожидать после того, как он вальсировал накануне ночью, Трешем понимал, что не настолько здоров, чтобы позволить себе подобную поездку.

Фердинанд находился в приподнятом настроении. Джоселин подъехал, когда брат беседовал с лордом Хейуордом, уже прибывшим на место.

– Ангелина просила передать, – с иронической усмешкой говорил Хейуорд, – что вы, во-первых, должны победить во что бы то ни стало, во-вторых, не должны рисковать, не то свернете себе шею, в-третьих, вам следует помнить, что семейная честь Дадли в ваших руках, в-четвертых, думайте только о собственной безопасности… В общем, один совет противоречит другому, поэтому выбирайте тот, который вам по душе.

Фердинанд в ответ засмеялся и повернулся к брату.

– Им, – сказал он, кивнув в сторону коней, – тоже не терпится поскорее отправиться в путь.