Сняв шляпу, Маркус провел рукой по волосам, и до Кэтрин вновь донесся запах сандаловой помады. Молодой человек положил шляпу на раскрытый гроссбух и устроился поудобней.

– Вас не затруднит закрыть дверь? – спросил он.

Кэтрин не двинулась. Оставаться наедине с Маркусом – плохо уже само по себе, а закрытая дверь может быть неверно понята.

– Я не могу говорить с вами откровенно, если каждый может нас услышать, – добавил Маркус.

Поборов нежелание, Кэтрин шагнула к двери. Выглянув в коридор и никого не увидев, она захлопнула ее с громким стуком. Ее терзал смутный страх, а щеки горели из-за того, что она вынуждена находиться в такой близости от Маркуса. Однако Кэтрин решила узнать правду любой ценой.

Собравшись с силами, она обернулась.

Маркус вальяжно расположился на ее стуле, скрестив блестящие черные сапоги так, что панталоны цвета яичной скорлупы еще плотнее обтянули его мускулистые бедра. На его раненой ноге все еще была наложена повязка, а выше… Кэтрин отвела глаза от столь неподобающего для юной девушки зрелища. На Маркусе был изысканного покроя плащ, видимо, шелковый, и изящно повязанный шейный платок из белоснежного полотна. По ее мнению, лазурный плащ с золочеными пуговицами был достаточно впечатляющим. Вероятно, толк в таких вещах знал не только Прескотт.

Мужчина не имеет права быть таким чертовски красивым, тем более что сама Кэтрин одета весьма невзрачно! Но по крайней мере, ее платье приобретено на честные заработки. А какой сомнительной монетой оплачен этот модный наряд – еще неизвестно.

Нет, внешним лоском ее не обманешь, будь он самим Адонисом. Маркус не внушает ей доверия, и Кэтрин приложит все усилия, чтобы защитить Урию Данна и Андерсен-холл.

– Вы присядете? – Маркус указал рукой на маленький стул в углу, который предназначался для детей, приходивших к Кэтрин. Некоторые ребятишки называли его цыплячьим насестом из-за того, что он стоял на трех шатких ножках.

Кэтрин не нравилось, что Маркус распоряжается в ее кабинете, однако в данный момент ей было необходимо с ним сотрудничать. Взяв стул, Кэтрин поставила его как можно дальше от Маркуса, около двери.

Сохранять уверенный вид, сидя на цыплячьем стуле, было отнюдь не простой задачей. Кэтрин аккуратно сложила руки на коленях и оперлась спиной о стену: носки вперед, пятки вместе, ноги не скрещены.

Маркус снова провел рукой по смоляным волосам и глубоко вздохнул.

– Я не могу допустить, чтобы вы, бегая по приюту, накликали беду…

Кэтрин напряглась:

– Это угроза?

Маркус поднял руку в знак предупреждения.

– Я не причиняю вреда женщинам. – Очевидно, в этот момент перед ним мелькнуло какое-то воспоминание, и он поспешил уточнить: – Конечно, если они не пытаются вонзить нож мне в спину.

Кэтрин не совсем поняла, что он имеет в виду, однако заявила:

– Если ваши намерения порочны, я отправлюсь в Совет или к констеблю, и у вас будет бездна неприятностей.

Маркус наклонился и облокотился о здоровое колено.

– Позвольте узнать, Кэтрин. Вы пытаетесь защитить моего отца и его приют? Или нечто большее?

– Большее?

– Ну, может быть, вы патриотка?

Вопрос изумил Кэтрин.

– Я не анархистка, если вы это имеете в виду.

– А Наполеон?

– Он узурпатор.

– Вы не одобряете его политику?

– Наполеон живет войной. Кроме того, вопреки своим обещаниям он так никого и не освободил, разве что пару государств от их собственных богатств. – Глаза Кэтрин стали огромными.