Оркестр играл регтайм. Алексис, так долго крепившаяся, не выдержала и заплакала, и Кэт наклонилась к дочери напомнить ей, что уже наступил ее день рождения, а в такой день не годится плакать. Кэт прижала к себе покрепче Фанни и Алексис, с беспокойством взглянув на мужа. Он прислушивался к тому, что говорят вокруг, пытаясь узнать что‑то новое и разобраться в обстановке. Но никто толком не знал, что происходит, кроме того, что пассажиров действительно рассаживают по шлюпкам, причем сначала только женщин и детей.

Оркестр заиграл громче, и Кэт улыбнулась, отгоняя страх.

– Ничего не может случиться, иначе оркестр не играл бы такую веселую музыку, правда? – Она посмотрела на Бертрама, понимая, что он тоже испуган, но при детях они не хотели выдать своей растерянности.

Эдвина стояла рядом с Чарльзом, обсуждающим происходящее с какими‑то молодыми людьми. Она в спешке забыла перчатки, и Чарльз старался согреть своими руками ее замерзшие пальчики.

Позвали на посадку женщин и детей, и все, казалось, подались назад, когда второй помощник капитана приказал им проходить вперед. Никто не мог заставить себя поверить, что существует реальная опасность. Господа Кеньон, Пирс и Уик провели вперед своих жен, но те не хотели расставаться с мужьями и спускаться без них в шлюпки.

– Не волнуйтесь, дамы, – громко произнес какой‑то мужчина, – мы к завтраку все вернемся на пароход. Что бы ни случилось, все скоро будет позади, и мы будем вспоминать об этом приключении за чаем.

Он говорил так убедительно, что его слова на многих пассажиров подействовали успокаивающе, и несколько дам робко шагнули вперед. Некоторых из них сопровождали служанки.

Мужчин попросили оставаться на месте, в шлюпках размещали только женщин и детей. Лайтоллер несколько раз повторил:

– Садятся только женщины и дети.

Когда он вновь произнес это, Уна, посмотрев на Кэт, разревелась.

– Я не могу, мэм… Я не умею… не умею плавать… и Элис… и Мэри… – Она попятилась назад.

Кэт выпустила ручку Алексис и попыталась успокоить Уну, но та с криком протиснулась сквозь толпу и бросилась вниз, к двери в третий класс.

– Догнать ее? – спросил Филип. Кэт, вернувшись к детям, обеспокоенно посмотрела на Бертрама. Захныкала малышка Фанни;

Эдвина взяла на руки Тедди. Бертрам не хотел, чтобы кто‑нибудь из его детей догонял Уну. Если ей не хватит ума вернуться, ее посадят в шлюпку в другой части корабля, и она позже к ним присоединится. Он хотел, чтобы семья была в сборе, и приказал всем держаться вместе.

– Берт, я не хочу оставлять тебя, – сказала Кэт. – Разве мы не можем немного подождать? Тревога уляжется, они все это отменят, и детей не надо будет мучить…

Но пока она говорила, палуба еще больше накренилась, и Бертрам понял, что тревога не была ложной. Все было очень серьезно, и любое промедление с их стороны могло оказаться роковым.

Но он не знал, что на мостике Томас Эндрюс сообщил капитану Смиту, что корабль продержится еще примерно с час, а шлюпок, пожалуй, хватит меньше чем половине пассажиров. Делалось все возможное, чтобы связаться с «Калифорнийцем», который находился всего в десяти милях, но радист «Титаника», несмотря на все усилия, не мог его вызвать.

– Я хочу, чтобы ты с детьми спустилась в шлюпку, Кэт.

Берт произнес это спокойно, но Кэт взглянула мужу в глаза и испугалась того, что в них прочла. Она еще никогда не видела его таким растерянным и перепуганным. Она инстинктивно обернулась, ища Алексис, которая еще секунду назад стояла рядом.

Кэт выпустила ее руку, когда бросилась за Уной, и теперь Алексис исчезла.

Кэт повсюду высматривала дочь, проверила, не с Эдвиной ли она, но Эдвина разговаривала с Чарльзом, а рядом стоял притихший, замерзший Джордж.