|
Передавали концерт «поп мьюзик». – А теперь слушайте меня внимательно, Люс, потому что я буду продолжать с вами беседу, которую не смог закончить Ганс Дорнброк. Только сначала я вам немного порасскажу о нацизме – так, как я его воспринимаю. Ладно? – Мне бы хотелось сначала съездить домой. – Вы это сделаете позже, когда я покину этот кабинет. – Неужели из за шпрингеровских комментариев вы подадите в отставку? – Именно. Если бы они хамили, как все остальные, я бы оскалился. Но эти ударили в поддых. Я лежу в больнице пять месяцев в году, а молодые прокуроры прозябают на второстепенных ролях, потому что старая перечница как никак «звезда первой величины». Это написали умные люди, знающие меня... Хорошо написали, ничего не скажешь... Так вот, о нацизме. Как, по вашему, что это такое? – Это злодейство. Это концлагеря, вера в гениальность идиота, душегубки в Аушвице, – устало и заученно ответил Люс. – Нацизм – это не только концлагерь и душегубка в Аушвице, – возразил Берг. – Это страшнее. Значительно страшнее, ибо нацизм убивает не только коммунистов, славян, евреев, священников, гомосексуалистов и цыган. Нацизм убивает всех людей, подвластных ему. Гитлер уничтожил миллионы Бетховенов, два миллиона Гёте и три миллиона Дюреров. Я расскажу вам, как они убили меня... Я тогда был адвокатом, я пытался защищать вместо того, чтобы обвинять. Я совершил с собой сделку, я сказал себе, что защита невиновных принесет больше пользы, чем попытка обвинения всеобщего, слепого, счастливого, фанатичного зла. В глубине души я чувствовал, что иду на сделку, но ведь человек... Словом, когда я должен был защищать в имперском народном суде одного красного... он был болен, он лежал в госпитале и давно отошел от борьбы, но его все равно вытащили в суд... Я написал защитную речь, лучшую в своей жизни, таких мне больше не написать... Председатель районного бюро адвокатов попросил меня зайти к нему и поинтересовался, зачем я взял на себя защиту врага нации. Я ответил, что не считаю моего подзащитного врагом нации и поэтому гражданский долг призывает меня встать на защиту справедливости. «Значит, вы не верите в справедливость фюрера и партии, противником которых он был?» Я должен был ответить, что я не верю в справедливость фюрера, но я не хотел садиться на скамью подсудимых вместе с моим подзащитным... Я промолчал. А председатель нашего бюро, он сейчас депутат парламента в Шлезвиг Гольштейне, сказал мне: «Я не слышу вас, Берг. Вы не ответили на мой вопрос». Я сказал ему, что я верю в закон. «А чьими законами вы руководствуетесь? Законами фюрера и нации, которую ведет к победе партия национал социалистов? Или вы руководствуетесь какими то иными законами?» И я ответил: «Нет, конечно, я руководствуюсь законами нашего государства». – «В нашем государстве были веймарские законы. И кайзеровские! И буржуазно еврейские! Так какими же законами вы руководствуетесь?» И я ответил: «Нашими. Именно это и предписывает мне стать на защиту невиновного». – «Ну что же... У нас никто не может запретить человеку поступать по законам совести. Я высказал вам свое мнение, Берг». И я выступил в суде, а прокурор и судья, посадив моего невиновного подзащитного, написали письмо в мое бюро... Там в зале сидел какой то журналист... То ли русский, то ли французский, но из красных. И было общее собрание защитников, Люс, обратите на это внимание. Общее... И все эти защитники, в глубине души честные люди, проголосовали за то, чтобы лишить меня права работать в адвокатуре. |
