В половине шестого в дверях возник надзиратель с криком: «Подъем!»

В мгновение ока все были на ногах, отцепили и свернули гамаки и выстроились в два ряда.

Майпури дружески помогал Полю; вскоре они заняли место в строю, готовые отозваться на свои номера.

Осужденные второй категории, работа которых была менее тяжела, принесли еду на весь день: сушеную камбалу, немного растаявшего от жары, жидкого, как растительное масло, свиного жира и муку крупного помола из маниоки. Каторжники спрятали свои порции в мешки с двумя карманами и в шесть часов, когда труба протрубила подъем для солдат морской пехоты, отправились в путь отделениями по сто человек под присмотром военных надзирателей. По дороге получили на складе кайлы, ломы, лопаты, пилы и пошли дальше к месту работы. «Стройка» (так это называлось) располагалась в двух часах ходьбы от лагеря.

Правила предписывали идущим в строю полное молчание, но надзиратели не очень следили за дисциплиной и делали вид, что не слышат тихих разговоров в рядах.

Поля удивляло, что такое большое количество осужденных — отряд в сто человек — поручалось заботам лишь одного надзирателя.

— Все вооружены лопатами и ломами, — говорил он своему приятелю, — им ничего не стоит убить надзирателя и убежать!

— А куда бежать? — пожимал тот плечами. — Разве можно без припасов, без компаса, без оружия пройти десять квадратных миль девственного леса? К тому же Голландская Гвиана выдает беглецов обратно.

— На «Крезе» говорили, что Английская Гвиана не выдает…

— При условии, что не совершил убийства. В противном случае тебя возвращают в кандалах и сразу же строят гильотину. Видишь ли, малыш, — вздохнул гигант, — не нужно думать, что девственный лес — хорошее убежище. Там умрешь от голода, или жажды, или болезни, как если бы оказался в пустой лодке посреди океана. Лес удерживает лучше всякой ограды, у самых отважных сердце сжимается от страха при одной мысли о нем.

Майпури невольно повысил голос, и тотчас раздался окрик надзирателя:

— Тишина в рядах!

После очень тяжелого перехода отряд пришел наконец на место. Работа заключалась в очистке и осушении раскорчеванного участка земли, который должны были засадить сахарным тростником для сахароварен Сен-Мориса.

В землю на равных расстояниях были вбиты вехи, там рыли осушительные канавы. Осужденные принялись за работу, атакуемые полчищами мошкары, которая, как крохотные вампиры, впивалась в кожу, доставляя невыносимые страдания.

От влажной земли поднимались зловонные испарения, несшие лихорадку, и некоторые, самые слабые, уже начали стучать зубами.

Другая часть заключенных выдирала и выпиливала кустарник, рискуя на каждом шагу получить укус змеи.

Третьи выкорчевывали остатки деревьев, торчавшие посреди поля, и как могли спасались от ужасных укусов красных муравьев, которые впивались в ноги — пораженные места походили на ожоги.

Наконец, последние, среди них были и Поль с Майпури, стоя по колено в воде, рыли траншеи и выбирали совками и лопатами жидкую грязь.

Вскоре на поле, окруженном непроницаемой стеной гигантских деревьев, стало невыносимо жарко. Каторжники были уже без сил. По изможденным лицам лил пот, они совсем ослабели, спотыкались на каждом шагу и, сраженные солнцем, падали на землю. С трудом поднявшись, неверными движениями снова втыкали в землю свои инструменты, страшась услышать голос вытаскивающего блокнот надзирателя: «Номер такой-то лишается вина».

Лишение порции вина (двести пятьдесят граммов) было самым суровым наказанием — вино восстанавливало силы.

Вокруг росли великолепные образцы экваториальной флоры — черный кедр, черное, красное, розовое дерево, палисандр торжественно возносили более чем на шестьдесят метров свои кроны, обвитые орхидеями, ослепительные цветы которых создавали в воздухе прекрасные огромные букеты.