Как беден тот, кто видит наконец

         Свое ничтожество и в чьих глазах

         Всё, для чего трудился долго он, –

         На воздух разлетелось…

         И я сошел в темницу, узкий гроб,

         Где гнил мой труп, – и там остался я;

         Здесь кость была уже видна – здесь мясо

         Кусками синее висело – жилы там

         Я примечал с засохшею в них кровью…

         С отчаяньем сидел я и взирал,

         Как быстро насекомые роились

         И поедали жадно свою пищу;

         Червяк то выползал из впадин глаз,

         То вновь скрывался в безобразный череп,

         И каждое его движенье

         Меня терзало судорожной болью.

         Я должен был смотреть на гибель друга,

         Так долго жившего с моей душою,

         Последнего, единственного друга,

         Делившего ее земные муки, –

         И я помочь ему желал – но тщетно –

         Уничтоженья быстрые следы

         Текли по нем – и черви умножались;

         Они дрались за пищу остальную

         И смрадную сырую кожу грызли,

         Остались кости – и они исчезли;

         В гробу был прах… и больше ничего…

         Одною полон мрачною заботой,

         Я припадал на бренные останки,

         Стараясь их дыханием согреть…

         О сколько б я тогда отдал земных

         Блаженств, чтоб хоть одну – одну минуту

         Почувствовать в них теплоту. – Напрасно,

         Они остались хладны – хладны – как презренье!..

         Тогда я бросил дикие проклятья

         На моего отца и мать, на всех людей, –

         И мне блеснула мысль (творенье ада):

         Что если время совершит свой круг

         И погрузится в вечность невозвратно,

         И ничего меня не успокоит,

         И не придут сюда простить меня?

         И я хотел изречь хулы на небо –

         Хотел сказать…

         Но голос замер мой – и я проснулся.