Они остались хладны – хладны – как презренье!..

         Тогда я бросил дикие проклятья

         На моего отца и мать, на всех людей, –

         И мне блеснула мысль (творенье ада):

         Что если время совершит свой круг

         И погрузится в вечность невозвратно,

         И ничего меня не успокоит,

         И не придут сюда простить меня?

         И я хотел изречь хулы на небо –

         Хотел сказать…

         Но голос замер мой – и я проснулся.

Ночь. II

         Погаснул день! – и тьма ночная своды

         Небесные как саваном покрыла.

         Кой-где во тьме вертелись и мелькали

         Светящиеся точки,

         И между них земля вертелась наша;

         На ней, спокойствием объятой тихим,

         Уснуло всё – и я один лишь не спал.

         Один я не спал… страшным полусветом,

         Меж радостью и горестью срединой,

         Мое теснилось сердце – и желал я

         Веселие или печаль умножить

         Воспоминаньем о убитой жизни:

         Последнее, однако, было легче!..

         Вот с запада Скелет неизмеримый

         По мрачным сводам начал подниматься

         И звезды заслонил собою…

         И целые миры пред ним уничтожались,

         И всё трещало под его шагами, –

         Ничтожество за ними оставалось –

         И вот приблизился к земному шару

         Гигант всесильный – всё на ней уснуло,

         Ничто встревожиться не мыслило – единый,

         Единый смертный видел, что не дай бог

         Созданию живому видеть…

         И вот он поднял костяные руки –

         И в каждой он держал по человеку,

         Дрожащему – и мне они знакомы были –

         И кинул взор на них я – и заплакал!

         И странный голос вдруг раздался:

         «Малодушный!

         Сын праха и забвения, не ты ли,

         Изнемогая в муках нестерпимых,

         Ко мне взывал – я здесь: я смерть!.