-  Бежим! - толкнул я его.

    -  Прекратите панику, - слабо вякнул он. - Именем революции… Комиссару не пристало спасаться бегством непонятно от чего…

    Карась притормозил возле нас, приткнул Сашку к колонне, чтобы тот случайно куда-нибудь не укатился. Кажется, этот детина, привыкший к морским штормам, не особенно и был напуган.

    -  Шквал надвигается? - прислушавшись к нарастающему гудению, осведомился он.

    -  Еще какой! - крикнул я. - Скорее!

    Да что же они возятся? Ну люди, ну ограниченные создания.. . Да. впрочем, откуда им знать о такой штуке, как система самоуничтожения колдовского жилища? Мне и самому это открылось только на курсах повышения квалификации - незамедлительно после того, как колдун навсегда покидает свои владения, все подведомственное ему хозяйство должно вспыхнуть и сгореть в пламени так, чтобы ни малейшего следа не осталось.

    -  Вниз! Вниз! - еще раз крикнул я.

    Карась кивнул, поплевал на руки и, уверенно петляя между колоннами, быстро побежал дальше. Сашка резво катился впереди. Мне приходилось волочь за собой товарища Огонькова. У комиссара, судя по всему, вследствие чрезвычайного волнения отказали ноги. Такая вот открылась у юного организма революционера досадная физиологическая особенность. К чести комиссара надо добавить, что, устав колотить кулаками по бессильным коленям, он не разрыдался и не стал умолять о помощи, а принялся уговаривать оставить его здесь как ненужный балласт и спасаться самим:

    -  Товарищ Адольф! Товарищ матрос! Всем вместе не уйти! Зачем вам погибать? Вы еще отплатите мировой буржуазии за гибель комиссара Огонькова. Сбросьте меня с корабля современности и бегите налегке…

    Кабинет уже пылал. Трещали и рушились книжные полки. Объятые пламенем фолианты, словно бабочки-исполины, порхали между огненных языков. Огонь шел дальше, стлался по паркетным полам как желто-багровая поземка, облизывал мраморные колонны (колонны чернели, обугливались и кренились, хотя по всем законам физики и просто здравого смысла поддаваться горению вроде бы не должны).

    «Это хорошо, - подумал я, поднимая комиссара на вытянутых руках над головой, чтобы ноги его не путались в моих и не мешали бежать, - это хорошо, что барон превратил Сашку в шар, а не, скажем, в куб или треугольник. Шар - фигура наиболее транспортабельная из всех, что я знаю. И еще хорошо, что я молодой и здоровый бес, а не какой-то там человек. Мне по силам пятерых товарищей комиссаров из огня вынести, не то что одного худенького…»

    Лестница с третьего на второй этаж была пуста. Пролетом ниже все еще копошились перепуганные мужички, один за другим повторяя:

    -  Что же это такое? Сколько добра ни за грош гибнет! - но, когда на них вполне откровенно дохнуло жаром, позабыв о своей природной хозяйственности, прыснули наружу.

    Третий этаж рухнул с оглушительным треском. Опоры второго дрогнули и заскрежетали… И, конечно, рухнули тоже. В общем, когда мы вылетели из входных дверей на мостовую, дом Черного Барона прямо как карточный домик - вот уж тут не уйти от банального сравнения, точнее не скажешь - сложился и обрушился под землю. В подвал то есть. Мне осталось только пожалеть несчастных тамошних обитателей. А впрочем, что им сделается-то? Нежить и есть нежить. Закоптятся немного, оклемаются и вылезут на поверхность. Будут шляться по ночам, пугать суеверных граждан. А скорее всего - попросту найдут себе новое место жительства. Мало ли в Петрограде старинных домов с просторными подвалами?

    Я опустил товарища Огонькова в сугроб.