Меня брат дяди Тадора не учёл.

А вот всё остальное…

Ульгер знал, что Норт является пробуждённым тёмным лордом.

Знал о силе Дана с неимоверной точностью рассчитав максимум, который некромант был способен влить в заклинание.

Знал, что Эдвин практически достиг уровня Мастера меча.

Знал, что Ташши имеет доступ к запретным знаниям и в критической ситуации ими воспользуется.

План был идеален.

И этот идеальный план сейчас лежал в столе у меня. Не стала относить его Гаэр-ашу по одной простой причине — хотела дать ему возможность поспать хоть несколько часов.

— Риа, — тихо позвал Норт.

Прижалась к нему чуть сильнее и прошептала:

— Утром. Давай всё утром.

Его ладонь, лежащая на моей талии, скользнула по животу и Дастел хрипло предупредил:

— Утром тебе будет больно.

Я сначала не поняла. Потом накрыло предчувствием беды. Жуткой беды. Приподнявшись, в ужасе посмотрела на Норта. В темноте его глаза горели отчетливым синим пламенем, волосы… коротко стриженные ещё несколько часов назад, снова доходили до плеч.

— У тебя глаза светятся, — после недолгого молчания произнёс Норт.

— У тебя тоже, — ответила я.

Он рассмеялся, и снова уложил к себе на грудь, нежно гладя по руке.

— Норт, — мне стало как-то совсем не по себе. — А утром…

— Я буду рядом, — просто сказал он.

* * *

На рассвете я проснулась от собственного хриплого стона. Боль была настолько сильной, что затрещала простынь, стиснутая сжавшимися от приступа ладонями.

— Тшш, я рядом, — тёплая ладонь Норта скользнула под ночную рубашку, прижалась к обнажённой коже и магия заструилась по телу, поглощая боль. — Спи.

Как ни странно, действительно снова погрузилась в сон, только какой-то тяжелый, давящий, затягивающий в черноту абсолютной Тьмы, разрываемый алыми вспышками пронзающей тело боли. Сквозь сон услышала, как распахнулась словно от удара дверь, затем с оттенком обречённости, прозвучало гневное:

— Я чувствую её боль. В чём дело? Кровь?!

Ответ я не услышала, утонув в вязком чёрном тёплом песке Хаоса, и чувствуя тепло ладони Норта… неизменно чувствуя его тепло, слыша его шепот, теряющийся в шепоте гонимых ветром песков, чувствуя его дыхание, растворяющееся в дыхании тёмных миров. Всё растворялось в дыхании тёмных миров… даже сами тёмные миры медленно таяли, исчезая в Бездне, а Бездна тонула, погружаясь во Мрак…

И там во Мраке, в мире где тьма была светлым временем суток, среди тёмных угрожающих скал, сияли два зелёных кошачьих глаза. Это было так удивительно — среди сумрака, ужаса и гибели, что-то маленькое, тёплое, живое. Я протянула руку, безотчётно поддавшись порыву прикоснуться к кошке, дотронуться, ощутить мягкость тёплого податливого тела, шелковистость тёплой шерсти… я же протянула руку к кошке, которая ждала, я ощущала это, моего прикосновения… Но вместо теплой шерсти я ощутила боль.

Боль!

Она скрутила всё тело, сжимаясь как пружина, и ударила разрядом молнии по нервным окончаниям. Она рвала мышцы, как дикий зверь, вонзая клыки все глубже. Она ломала кости, рвала сухожилия, била наотмашь судорогами. Кошка, кошечка, котёнок? Нет! Дикая тварь из глубин Мрака, с жестокостью оголодавшего хищника, против которого я была бессильна, как новорожденный ребенок.