Еще во времена Софьи сумел Автоном оказаться при управлении Поместным приказом и получить в той же должности звание думного дьяка. Всем обязанный царевне, он тем не менее в числе пяти думных дьяков без колебаний подписывает в 1689 году грамоту об ее отрешении от правления. Ставкой многоопытного приказа становится юный Петр.
И почему-то настороженный, подозрительный ко всем сотрудникам предыдущего правления Петр поручает думному дьяку ведать сразу тремя приказами — Иноземским, Рейтарским и Пушкарским. А ведь именно от них зависело формирование обновленной русской армии. Автоном Иванов работает рука об руку с Иваном Григорьевичем Суворовым, родным дедом великого полководца. Имя И. Г. Суворова сохранилось в названии расположенной рядом с Преображенской площадью улицы, где помещалась его „изба“ — канцелярия генерального писаря, иначе начальника генерального штаба. Генерального штаба Преображенского и Семеновского полков.
Что же касается богатств Автонома Иванова, то он находит им применение вполне в духе требований Петра. В 1705–1706 годах в Москве формируется из служилых людей и рекрут „драгунский полк думного дьяка Автонома Иванова“, вскоре переименованный в Азовский. Сам дьяк командовать полком не мог — его замещал в этом некий Павлов, зато нес расходы по содержанию, обмундированию и вооружению солдат. И в том, что полк отлично сражался под Полтавой, хорошо показал себя в Прутском походе 1711 года, была определенная и вполне оцененная Петром заслуга Иванова.
Неудивительно, что разделял доверенный дьяк и вкусы Петра, его тяготение к западноевропейским формам жизни. Мало кто из бояр мог похвастать таким огромным, как ивановский, домом, к тому же выстроенным на новомодный голландский манер. Дворец на Ваганькове был как раз делом рук Автонома Иванова, а не Меншикова — документы опровергали утверждение И. Е. Забелина. В так называемой Мостовой переписи Москвы 1716 года, проведенной через два года после появления гравюры Петра Пикара, владельцем дома по-прежнему числился „думной дьяк Автоном Иванов с сыновьями Николаем и Василием“. Зато имени „Алексашки“ Меншикова среди тех, кто располагал дворами или землей на Ваганькове, вообще не было.
Следующее названное Забелиным имя — царевна Прасковья Иоанновна. Ее действительно нетрудно было соотнести именно с Меншиковым. После ссылки былого временщика в Березов в 1727 году несметные богатства „Алексашки“ оказались поделенными, и прежде всего между членами царской семьи. Опальная царица Евдокия Лопухина, возвращенная из ссылки и торжественно поселенная в Новодевичьем монастыре, получает меншиковские кареты и лошадей, герцогиня Мекленбургская Екатерина Иоанновна, старшая племянница Петра, — дворец экс-фаворита у Боровицких ворот Кремля, Прасковья Иоанновна — дом у Мясницких ворот с выстроенной при нем церковью Архангела Гавриила, иначе — Меншиковой башней.
Значит, дом Меншикова у Боровицких ворот в принципе существовал, и сестры могли, предположим, поменяться своими владениями. Оставалось предположить еще и то, что Меншиков каким-то образом приобрел двор Иванова уже после переписи 1716 года. Но вот почему именно этот двор?
Скупые строки документа: „Лета тысяча семьсот тридесятого июня в тридесятый день от флота ундер лейтенант Николай Автономов сын Иванов, не последний в роде, продал он ко двору ее высочества государыни царевны Праскевии Иоанновны московский свой двор в Белом городе в приходе церкви Николая Чудотворца, что на Старом Ваганькове, на Знаменской улице, со каменным и деревянным строением за 3 тысячи рублей“. Места во времени для А. Д. Меншикова попросту не оставалось. Тем самым переходило в область легенд и утверждение многих авторов о том, что конфискованный в связи со ссылкой „Алексашки“ ивановский дом был в дальнейшем возвращен его освобожденным из Березова детям.
Но как же много говорила покупка Прасковьей Иоанновной ивановского дома! Еще недавно связанная самым скудным денежным содержанием, принужденная рассчитывать каждое новое платье, каждую пару штопаных чулок и стоптанных туфель, спавшая в измайловском дворце в одной из проходных комнат, лишенная надежд на царственный брак, Прасковья неожиданно оказывается не просто царской сестрой. |