— С месяц тому назад, после этого ужасного падения в Кемптоне, когда я увидела тебя лежащим без сознания на носилках — тебя загружали в машину «Скорой помощи»... у меня начался понос от страха, я так боялась, что ты умрешь... И я внезапно осознала, как опасна твоя жизнь... и сколько в ней боли... и я вдруг представила, каково это будет — всю жизнь прожить здесь, в чужой стране... Одно дело — приятный романчик, а другое — жить вдали от дома и каждый день бояться... И я не знала, что тут так холодно и сыро... я выросла в Калифорнии... А потом приехал Литси... Он так много знает... и с ним так просто... с ним можно ходить в спокойные, безопасные места: на выставки, в картинные галереи и не дрожать от страха каждую секунду... Я слышала тревогу в твоем голосе, когда мы разговаривали по телефону, я видела ее в твоих глазах на этой неделе, но никак не могла тебе признаться... Она ненадолго умолкла. — Я рассказала тете Касилии. И спросила, что мне делать...

Я оттянул воротник куртки.

— И что она сказала?

— Сказала, что за меня никто решить не может. Я спросила, как она думает, смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к тому, что мне всю жизнь придется жить в чужой стране — она ведь привыкла — и к мысли, что ты можешь погибнуть или покалечиться... Только не говори, что такого не бывает! Вон, на той неделе жокей погиб... Я спросила у нее, может, все это глупости...

— Даниэль сглотнула. — Она сказала, что тебя не переделаешь, ты такой, какой есть, и я должна отчетливо представлять себе, с кем имею дело. Сказала, что вопрос не в том, смогу ли я жить здесь с тобой, а в том, смогу ли я жить где бы то ни было без тебя.

Она снова помолчала.

— Я ей рассказала, как мне спокойно с Литси... Тетя сказала, что Литси — прекрасный человек... и что со временем я сама увижу... пойму... чего я хочу больше всего. Она говорит, для того, чтобы разобраться в себе, нужно время... Она сказала, ты терпеливый, и она права, да... Но я не могу тянуть так до бесконечности, это ведь нечестно! Я ездила на скачки вчера и сегодня, чтобы проверить, смогу ли я вернуться... Нет, не смогу. Я почти не смотрела скачки. Я стараюсь не думать о том, что ты делаешь... что ты там. Я обещала тете Касилии, что попробую... но я только болтаю с Литси и...

Она не договорила и умолкла, устало и печально.

— Я тебя очень люблю, — медленно произнес я. — Хочешь, я брошу скачки?

— Тетя Касилия сказала, что, если я попрошу тебя об этом, и ты согласишься, и мы поженимся, это будет ужасно. Лет через пять мы разведемся.

Она говорила об этом очень решительно. Сказала, что я не должна просить тебя об этом, что это будет нечестно, что я погублю тебя из-за того, что мне не хватает мужества.

Даниэль судорожно сглотнула, и глаза ее наполнились слезами.

Я посмотрел на темные гаражи и подумал о страхе и опасности. Для меня это были старые друзья, совсем ручные. Нельзя научить другого человека жить с этим — это должно идти изнутри. Конечно, со временем к этому привыкаешь, как и ко всему остальному, но зато эта привычка может испариться в одночасье. Отвага приходит и уходит: всякой выносливости есть предел.

— Ладно, пошли, — сказал я. — Холодно. — Помолчав, добавил: Спасибо, что объяснила.

— А что... что ты будешь делать?

— Пойду домой и лягу спать.

— Да нет! — Она рассмеялась было и туг же всхлипнула. — С этим, о чем я тебе говорила.

— Буду ждать, как советовала принцесса Касилия.

— Советовала? — переспросила Даниэль. — Ты что, с ней разговаривал?

— Нет.