|
Приложение IV Письмо к Роже Нимье от 1 ноября 1950 года о 12-м кирасирском Мой дорогой собрат, Ах! ваш Гусар великолепен! Читал его, совершенно обессилев от смеха, поко-ренный вашим гениальным остроумием, поскольку мне удалось постичь ваш ритм – воодушевляющий. Как эксперт обращаю внимание на основные различия между этим временем и моим (1912), ну и, безусловно, состав рекрутов – у меня в 12-м кирасирском абсолютно бретонский – о! никакого прустианства – никакой, даже самой элементарной чувственности – я там провел 5 лет, и в мирное, и в военное время! Я знаю, что говорю! [на обратной стороне] Они не возбуждались – если так можно выразиться, никогда – эти деревенские пентюхи! специально рекрутированные в то время для подавления парижских забастовок – которые еще продолжались. Небольшая эрекция по адресу буфетчицы… безотчетная… натужная – Жалкие люди! – мистические. Я видел, как они отправлялись на смерть – глазом не моргнув – 800 человек – как один… и лошади – своего рода влечение – не один раз! десять! как будто с облегчением. Никакой чувственности – не было даже одного из десяти, кто говорил бы по-французски – нежные и грубые одновременно – настоящие придурки, в общем. Искренне ваш друг Л.-Ф. Селин Дополнения на полях, на лицевой стороне: и потом я также считаю, что это была более же-стокая каторга, чем современная моторизованная. Это был круглосуточный изнурительный ужас – жить по соседству, это специальный расчет! Тут я тоже знаю, что говорю. Дополнения на полях, на обратной стороне: 1-й кирасирский в Париже был объявлен педе-растами. В Рамбуйе был господин Фальер. Может быть, это так. Приложение V Крещение огнем 1914 года, рассказано Селином в 1939 году [Рассказ записан П. Ордиони] Мы получили приказ атаковать деревню, которую, по нашим сведениям, удерживал большой отряд немецкой пехоты. Кстати, обратите внимание, в 14-м я уже отслужил два года из трех. Безрассудный поступок. Первое августа, сержант Детуш во 2-м кирасирском. Еще не лекарь и еще меньше Селин. Стеганая подкладка, кираса, каска с султаном, палаш. Настоящий кирасир. Метр с кепкой. Лейтенант приказал нам атаковать в рассредоточенном боевом порядке. Всему взводу. Рысью. Галопом. Он крутил мельницу своим палашом. И переход с шага на галоп. Очень удобно под обстрелом, сволочь. Мы дрейфили. Мы думали, что он собирается крикнуть «В атаку!». Он вопит: «Сержант!». Я подъезжаю к нему, и он мне кричит: «Лишите увольнительной этого казака на Гувернере, который держит палаш, как свечку. Врежьте ему как следует, этому засранцу!». В то время могли иногда поменять лошадь, но лейтенанта – никогда. Лейтенантами оставались по пятнадцать лет! У нас уже два года был один и тот же лейтенант и те же мужики. Ну так вот, хотите верьте, хотите нет, наш взводный под обстрелом способен был распознать за тридцать метров лошадь, но не мог назвать по имени человека, который на ней сидел! Вот это и было то, что я называю армией! В 14-м такой была французская армия. Ибо в тяжелой не всадник был важен, а кляча. Атакует именно лошадь. Попробуйте-ка остановить несущуюся лошадь, которую другие увлекают за собой! Тем более, заставить ее повернуть, если вдруг у вас от страха кишки свело! Тебе только и остается изо всех сил стараться удержаться в седле и рубить слева и справа, чтобы расчистить себе дорогу. Это лошадь делает из всадника героя! Как при Ватерлоо! При Флуэне! При Рейсхоффене! Сколько поражений, но какая слава! Сколько глупостей, но какая выправка! К несчастью, теперь это всегда выпадает на долю пехоты и артиллерии! Половина численного состава сухопутных войск до атаки на врага! И когда отступают, это всегда пешими. С каской, повешенной на эфес палаша и со всей конской сбруей на голове. |
