– Я помню, что вы мне вчера говорили – куда писать про Туберозова. Я его ненавижу, но я доноса писать не стану.
– Отчего же это ты не станешь?
– Оттого, что это не мое дело, оттого, что это низко.
– А с тобой не низко поступают?
– Да пускай со мною поступают низко, но я все-таки доносчиком не буду. Они все подлецы, он про поляков доносил, но зачем же, чтобы и я был такой же, как он.
– Да, а кто же тебе сказал, что это будет донос?
– А что же это будет?
– Служение своему делу.
Омнепотенский подумал и отвечал, что он и на служение делу таким приемом не согласен.
– Ну, так напиши это для газеты.
– А, для газеты?
– Да.
– Да ведь что же: в какую вы газету пошлете?
– В “Новое время”.
– Ну вот!..
– Что такое?
– Какое же у нее направление?
– А тебе что за дело?
– Да и у нас почтмейстерша все распечатывает.
– Да что вы все со своей почтмейстершей. Прекрасная женщина, а вы все на нее: “Распечатывает, да распечатывает”. Ну, хорошо, ну боишься почтмейстерши, ну мы другим манером отправим. Ты только напиши, а там уж не твое дело. Я знаю, как отправить.
Варнава опять задумался и на этот раз согласился сегодня же к вечеру принести обстоятельно изложенное описание всех предосудительных поступков старогородского духовенства и доставить его Термосёсову вместе с живым комиссаром Данилкой. И все это в точности исполнил.
Литературное произведение Омнепотенского, назначавшееся в “Новое время”, Термосёсов взял к себе, а комиссара Данилку представил судье Борноволокову и, изложив перед ним обиду, нанесенную Данилке дьяконом Ахиллой, заключил, что Данилка просит судью разобрать его с его обидчиком. В этом изложении Термосёсова прикосновенным к этому делу как соучастник вышел и протопоп Туберозов, назвавший Данилку “глупцом”.
– Это и будет наше первое дело здесь, – сказал Термосёсов на ухо судье. – Прикажете завтра их вызвать?
– Да, – отвечал судья. – Послезавтра.
– Ну, послезавтра, – согласился Термосёсов и, оборотясь к Данилке, сказал:
– Приходи послезавтра. Ты только того, смотри, – внушал ему Термосёсов, выпроводив его за двери, – ты лупи бесчестья рублей триста. Больше не спрашивай, а триста. Я тебе говорю, что уж мы тебе это вытребуем.
Термосёсов сам продиктовал Омнепотенскому прошение от комиссара Данилки на имя судьи и заставил Данилку подписать эту просьбу и подать ее.
При подписании просьбы оказалось, что у Данилки действительно была своя фамилия, что он называется мещанин Даниил Сухоплюев.
Когда все это было как следует улажено и Даниил Сухоплюев выпровожен вон, Термосёсов вложил сочинение Омнепотенского в конверт, запечатал его и, не надписывая никакого адреса, отослал с Ермошкой на почту. Мальчишке было строго наказано, чтобы он, отнюдь не отдавая этого письма никому в руки, – просто бросил бы его в почтовый ящик.
XIV
В восемь часов следующего утра Термосёсов был пробужден от сна Ермошкой, который подал ему небольшой billet-doux[29 - Любовная записка – Франц. |