Изменить размер шрифта - +
Полно, Савушка, полно! – проговорила она, заметив, что муж смотрит на нее с дрожащею в глазах слезою.

 

– Полно? Ну, так знай же, моя душа, что я был на один шаг от смерти и видел лицо ее, но к сему сохранен и оставлен. Верно, права ты: нужен еще я на земле, и нужду сию пора мне исполнить.

 

И протопоп рассказал жене все, что было с ним у Гремучего ключа во время грозы, и добавил, что отныне он живет словно вторую жизнь, не свою, а чью-то иную, и в сем видит себе укоризну, и урок.

 

Наталья Николаевна только моргала глазками и, вздохнув, проговорила:

 

– Что же? Благословен Бог твой, Савелий Ефимыч. Ты что ни учредишь, все хорошо.

 

– А того? – протопоп остановился. Ему хотелось узнать о дьяконе, вернулся ли Ахилла и какие привез ответы? Но старик понимал, что, верно, нет ничего хорошего, потому что иначе Наталья Николаевна уже поспешила бы его обрадовать.

 

– Ты, верно, насчет дьякона? – спросила его Наталья Николаевна.

 

– Да.

 

– Он приехал.

 

– Когда?

 

– Позавчера еще приехал.

 

– И что же?

 

Наталья Николаевна махнула рукою и проговорила.

 

– Ничего не дождался, никакого ответа.

 

Туберозов отвернулся и, не говоря жене более ни слова, подошел к блестящему медному рукомойнику и стал умываться. Протопоп, по собственному его выражению, любил “истреблять мыло” и умывался и часто и долго, фыркая и брызжа и громко клокоча в горле набранною в рот водою.

 

Во все это время, как он умывался, жена ему рассказывала потихоньку и еще одну досаду: у нее в отсутствие Туберозова, комиссар Данилка взял свою жену Домницелю; потому что ей-де ксендз причастия не дает за то, что она у попа живет.

 

– И все это, все это, – говорит Наталья Николаевна, – устроила акцизница. – Что ей от нас нужно, Бог ее знает, – все нам напротив, все на досаду строит.

 

Протопоп, слушая жену, продолжал молча умываться, потом молча же взял из ее рук длинное русское полотенце и, вытирая им себе докрасна лицо и шею, заговорил:

 

– Знаешь, жена, каким людям легко водонос несть?

 

– Ровным, дружок.

 

– Да.

 

– А спрошу я тебя: к чему эта речь твоя клонит? – отвечала, секунду подумав, Наталья Николаевна. – Зачем ты со мной нынче притчами говоришь?

 

– А к тому, легконосица, что дурак, предурак муж твой был до сегодня.

 

– Ну, как же: дурак! Чем ты дурак?

 

– Тем, верная моя, что всей аристократии души твоей не постигал доселе.

 

С этим Туберозов взял стоявшую на столе под фуляровым платком новую камилавку, надел ее и, благословясь, взял в руки трость, подошел к жене с протянутой рукою и сказал:

 

– Благослови меня.

 

– Что это ты, отец Савелий: мне ли тебя благословлять?

 

– Тебе, тебе, министр яснейшей философии и доктор наивысочайшей любви.

 

Наталья Николаевна смотрела на мужа испытующим взглядом.

 

– Ну, благословляй же, дьячиха: я тебе приказываю!

 

– Боже тебя благослови, – отвечала Наталья Николаевна и благоговейно перекрестила мужа.

Быстрый переход