109  Душа, я видел, как и встарь томима,

А выше стать в той жизни я не мог, -

И этой восхотел неудержимо.

112  До той поры я жалок и далек

От бога был, неизмеримо жадный,

И казнь, как видишь, на себя навлек.

115  Здесь явлен образ жадности наглядный

Вот в этих душах, что окрест лежат;

На всей горе нет муки столь нещадной.

118  Как там подняться не хотел наш взгляд

К высотам, устремляемый к земному,

Так здесь возмездьем он к земле прижат.

121  Как жадность там порыв любви к благому

Гасила в нас и не влекла к делам,

Так здесь возмездье, хоть и по-иному,

124  Стопы и руки связывает нам,

И мы простерты будем без движенья,

Пока угодно правым небесам".

127  Став на колени из благоговенья,

Я начал речь, но и по слуху он

Заметил этот признак уваженья

130  И молвил: «Почему ты так склонен?»

И я в ответ: "Таков ваш сан великий,

Что совестью я, стоя, уязвлен".

133  "Брат, встань! – ответил этот дух безликий. -

Ошибся ты: со всеми и с тобой

Я сослужитель одного владыки.

136  Тому, кто звук Евангелья святой,

Гласящий «Neque nubent», разумеет,

Понятно будет сказанное мной.

139  Теперь иди; мне скорбь моя довлеет;

Ты мне мешаешь слезы лить, стеня,

В которых то, что говорил ты, зреет.

142  Есть добрая Аладжа у меня,

Племянница, – и только бы дурного

В ней не посеяла моя родня!

145  Там у меня нет никого другого".

ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ Комментарии

1  Пред лучшей волей силы воли хрупки;

Ему в угоду, в неугоду мне,

Я погруженной не насытил губки.

4  Я двинулся; и вождь мои, в тишине,

Свободными местами шел под кручей,

Как вдоль бойниц проходят по стене;

7  Те, у кого из глаз слезой горючей

Сочится зло, заполнившее свет,

Лежат кнаруже слишком плотной кучей.

10  Будь проклята, волчица древних лет,

В чьем ненасытном голоде все тонет

И яростней которой зверя нет!

13  О небеса, чей ход иными понят,

Как полновластный над судьбой земли,

Идет ли тот, кто эту тварь изгонит?

16  Мы скудным шагом медленно брели,

Внимая теням, скорбно и устало

Рыдавшим и томившимся в пыли;

19  Как вдруг вблизи «Мария!» прозвучало,

И так тоска казалась тяжела,

Как если бы то женщина рожала;

22  И далее: "Как ты бедна была,

Являет тот приют, где пеленицей

Ты свой священный отпрыск повила".

25  Потом я слышал: "Праведный Фабриций,

Ты бедностью безгрешной посрамил

Порок, обогащаемый сторицей".

28  Смысл этой речи так был сердцу мил,

Что я пошел вперед, узнать желая,

Кто из лежавших это говорил.

31  Еще он славил щедрость Николая,

Который спас невест от нищеты,

Младые годы к чести направляя.

34  "Дух, вспомянувший столько доброты! -

Сказал я.